Цитата Фаины Георгиевны, послужившая названием для этой главы, полностью звучит так: «Талант – это неуверенность в себе и мучительное недовольство собой и своими недостатками, чего я никогда не встречала у посредственности».
Были ли свойственны Раневской неуверенность, перфекционизм – постоянное стремление к совершенству? Бесспорно. Считала ли она себя талантливой? Вряд ли. В ее записках можно увидеть хвалебные слова в адрес многих актеров, себя же она не щадит никогда: «играю скверно», «еще один напрасно прожитый день»… Вот такой парадокс. Но если мы вспомним высказывание Карамзина о том, что «талант великих душ есть узнавать великое в других людях», многое станет на свои места. Раневская сполна обладала этим «талантом великой души» – она по-детски радовалась, если видела хорошую игру на сцене, могла искренне плакать, слушая классическую музыку или любуясь картинами. И еще одно высказывание, на этот раз «отца британского театра» – Уильяма Шекспира: «Отрицание своего дарования – всегда ручательство таланта». И, скорее всего, великий драматург не имел в виду пустое кокетство «Ах, я бездарность! Немедленно разуверьте меня в этом», он хотел сказать, что для истинно одаренного человека работа над собой не заканчивается никогда, он постоянно недоволен тем, чего уже достиг, и стремится к покорению все новых и новых вершин…
Итак, в 1963 году Фаина Георгиевна вернулась в Театр имени Моссовета, которым по-прежнему руководил Юрий Александрович Завадский. Именно он, пожалуй, нашел наиболее верные слова для характеристики Раневской, когда через много лет писал статью в честь ее восьмидесятилетия: «Фаина Георгиевна – личность, индивидуальность, с трудным – и для нее самой, прежде всего, и для окружающих – характером…» Может быть, в этом дело? И острые углы характера объяснялись не столько самодурством великой «Старухи», сколько ее внутренней ранимостью и мучительной неуверенностью в себе? Ведь многие из нас встречали людей, прячущих под сарказмом, а подчас даже агрессией, врожденный или приобретенный страх перед окружающим миром? И в то же время эти же самые качества, если природа награждает ими артиста, делают его игру особенно пронзительной и достоверной…
Бывалые актеры говорят, что зрители могут простить многое: забывчивость, плохо выученный текст, огрехи в декорациях и костюме. Не прощают только одного – неискренности. И именно обнаженный нерв личного переживания, «проживания» каждой новой или не очень роли незримой таинственной нитью всегда связывал Раневскую со зрительным залом. Еще один «казус Раневской»: публика обожала ее, восхищалась филигранной игрой актрисы… но не знала, какими моральными муками оплачена эта кажущаяся легкость.
