Берег был крутой, и самое трудное заключалось в ловкости, с которой следовало поднять ведро с водой на дорогу. Этим, а также «повинностью» тащить санки со мной и двумя пустыми ведрами (туда) занимался старший брат Володя. Обратно (с водой) мы тащили санки уже вдвоем, в одной упряжке. По пути отдых-привал был всегда один и тот же. Перед войной в конце Левашовского проспекта был построен «американский» хлебозавод, и мы, сидя на санках, вдыхали необыкновенно вкусный аромат свежеиспеченного хлеба.
Когда приходила с работы тетя Люба, мы отправлялись с ней в подвал на заготовку дневной порции дров. Мама давала Вовке отдохнуть: ведь он поднимал ведра с водой на четвертый этаж. В подвале мы с Любой пилили метровые плашки (два распила – три полена), потом я их колол колуном, и, наконец, набивали поленья в мешки, чтобы поднять их наверх в квартиру. Все это проделывалось ежедневно.
Мои «размышления» прервал громкий стук в наружную дверь (звонок не работал из-за отсутствия электричества). Это была не Люба – у нее были ключи, да и слишком рано для нее. Громкий стук раздался снова, по двери стучали кулаком или ногой. Я встал и пошел открывать. Мама крикнула: «Спроси кто». Я спросил, за дверью послышалось: «Свои». Открыл дверь и увидел отца, а с ним несколько мужчин.
Отец был в валенках, в дубленке явно с чужого плеча, она была ему очевидно велика. За ним стояли здоровенные мужики. Их «огромность» усиливалась тем, что они были обуты в меховые унты, к тому же все они были в меховых куртках, и, главное, у всех были большие заплечные мешки. «Все живы?» – спросил отец. «Все!» – ответил я. Отец кивнул: «Теперь будете жить». Далее он представил «меховых парней»: «Это летчики, мы прилетели из Хвойной».
Мама отвела летчикам (их было трое) вторую комнату. Кроватей не хватало, и они спали на полу вместе с отцом. Когда они стали вынимать поклажу из мешков, меня неприятно поразило, что в первую очередь они вытащили несколько бутылок водки, потом – пару кирпичиков хлеба, наконец, надежду всех надежд – американские банки со свиной тушенкой, на которых было написано: «stewed pork». Я тогда не знал английского языка, но запомнил эти слова навсегда. Они означали жизнь. Летчики в компании с отцом опустошали бутылки, но ели мало, похоже, за еду им было стыдно перед нами, и они выносили из своей комнаты открытые банки с тушенкой и передавали их маме: «Это мальчишкам».
Бывает просто радость. Бывает большая радость. То, что произошло тогда, – огромная радость, более того, в тех условиях – счастье. Не зная, как выразить охватившие меня чувства, я встал на голову, хорошо это помню. И откуда только силы взялись?!
