Внутри сообщества заключенных действуют типичные закономерности, присущие социальной среде: силы сцепления аффилиативны, выходить за рамки установленных традиций никому не приходит в голову, управляет лидер, достойность позиции остальных определяется степенью приближенности к лидеру, ощущение социальной защиты дается стадным чувством, изгнание означает уничтожение. Академик Д.С. Лихачев, отбыв свое в ГУЛаге, отметил первобытный стиль отношений и способ мышления в уголовной среде.
Естественно, такие мрачные перспективы не фатальны. Многие из социально запущенных детей в дальнейшей жизни своим умом и опытом компенсируют издержки воспитания, но выхолощенный эмоционально смысл нравственных понятий и очерчивающих их категорий восполнить новыми чувствами, как правило, не удается. Комплекс изгоя, погруженный в личность более или менее глубоко, в той или иной мере продолжает влиять на мотивы поведения. Ощущение того, что другие живут как-то иначе, не отпускает человека и вызывает некую ноту протеста, которая присутствует в разных формах социально неприветствуемого поведения. К тому же рано приобретенный навык взаимодействия с ролями-статусами в реальной практике выживания, когда сверстники занимаются исключительно ролями-функциями в игре, привычка помыкать и быть помыкаемым, жизненный опыт, в котором мягкость – это слабость, доброта – глупость, а сострадание и сопереживание – камуфляж для элементарной корысти, позволяет человеку считать себя выше толпы, которая всерьез верит таким глупостям, как гуманизм, а тем более альтруизм.
Редко кто из числа социально запущенных с детства минует в своем онтогенезе стадию более или менее систематического пьянства. Недаром в нетрезвом виде такого склада люди бывают, как правило, большими эгоистами; они просто перестают считаться с окружающими и ведут себя бесцеремонно (насколько это позволяет преимущество в силе). Видя, что вокруг никто помыкать не собирается, в молодости они воспринимают это как сигнал занять пустующую позицию, а по мере адаптации к обычным социальным традициям, будучи не раз поставлены на место законом об административных правонарушениях, а то и уголовным, в трезвом виде скрывают свои хулиганские намерения, а в пьяном осторожность может отказать. Однако алкоголь в их судьбе играет не только отрицательную роль. Он создает как бы буферную зону между обществом и невоспитанным человеком. Некую условную ситуацию, возможность маневра, пока новое и непривычное не закрепилось, вероятность отступления. Многие так и остаются на этой стадии, не в силах сделать следующий шаг, оторваться от алкоголя и принять общественную этическую норму как свою. Из таких людей формируется своеобразная прослойка «пьющих с досады» на то, что им приходится жить с людьми, которые их не понимают. Постепенно раздражение близких нарастает, надежды на конструктивный диалог блекнут, и пьяницу вытесняют на обочину, где он вливается в пестрое по своему составу сообщество маргиналов. Без алкоголя изгои редко становятся бомжами по внутреннему побуждению. Дистанция между их мироощущением и общепринятым – надежная защита от фрустраций разного рода. Чужой внутри себя человек очень адаптивен к любой социальной среде. Он может подыграть любым взглядам, вкусам и предпочтениям, пока это ему по тем или иным соображениям выгодно. Другое дело, что ощущение помыкаемого культурой не очень нравится. Изображать хорошего довольно противно и сильно утомляет. Среди бомжей все знакомо, привычно и вполне устраивает, но нет комфорта. Так что в обычном состоянии те, кто чувствует себя изгоем, нередко уходят в бомжи надолго.
