Капюшон свалился с головы «привидения». Передо мной стоял бледный юноша.
— Какого рожна вам понадобилось в гримерной? — просипела я.
— Хотел забрать подушку на память о Вадиме. Выбросит же новый хозяин, — пролепетал он.
Шизанулись они все на этой подушке?
— Ее подарил Вадиму на именины Дмитрий Игоревич Орецкий. Слыхали о таком? Ему бегемот и достанется, как только вы объясните, зачем изображали его покойную жену.
Однако парень скоро оклемался:
— Никого я не изображал, отстаньте.
— Угу. Но тогда я скажу рыщущему здесь милиционеру, что видела вас три дня назад в этом самом одеянии. Вы дразнили Орецкого и провоцировали его на истерику с последствиями.
— Подождите, — уже повежливее попросил он. — Во-первых, спасибо за предупреждение. Знал бы, что подушка — подарок Орецкого, не притронулся бы к ней. Во-вторых, не кричите. Пойдемте ко мне и обсудим ваши маразматические подозрения.
Наверное, глупо было идти с ним, но чувством самосохранения я никогда не злоупотребляла. Он шуганул какого-то мальчика из своей артистической и предложил мне присесть.
— Перед вами человек в обыкновенном атласном халате, не так ли? — заговорил танцовщик после небольшой паузы.
Я смиренно согласилась.
— Человек, который в театре всего два с половиной года и жену Орецкого в глаза не видел. Мой халат неделю висел у Вадима. Я забрал его за несколько часов до убийства.
— Зачем? — пискнула я.
— Захотелось надеть свой халат… случается.
Моя обескураженность от него не укрылась. Но я постаралась сделать хорошую мину при плохой игре и вопросила:
— Почему я должна вам верить?
— Почему я должен перед вами отчитываться? — парировал он. — Кто вы?
— Перебьемся без предъявления визитных карточек.
— До свидания.
В состоянии, близком к летаргии, я спустилась в гримерную Вадима, взяла бегемота и отнесла его Орецкому. Митя гладил игрушку обеими ладонями, и мне казалось, что они потеют. Я уже открыто вернулась в соседнюю комнату. Прячась у окна, я заметила за батареей какой-то листок. Он оказался… фотографией Нины Орецкой, точно такой же, как и отданная мною Мите. Получасом ранее. Мало что соображая, я доволоклась до обиталища девочек из кордебалета, переоделась, вложила снимок в целлофановый пакет и положила в сумку.
«Думай, Поля, думай, негодяйка этакая, — подгоняла я себя вечером и на следующее утро. — Неужели Вадим, наверняка посвященный в прошлое Мити, мучил его? Жестоко. Женский грим… Балахон любовника… Или они сговорились с парнем? Вадим мертв, правды не добьешься. Не хотели попасться склонные к розыгрышам типы, запихнули фотографию за батарею. Даже люди Юрьева ее не нашли…»
