Даже девочку автор заставляет лепетать все эти клише:
Одна лишь в сердце ненависть была —
И жизнь любви единственной дала…
…Но победить я чувство не могу:
Горю любовью к злейшему врагу.
Я понимаю: Шекспир сочинял пьесы не для читателей. А чтобы у актеров были слова для объяснения проделываемых телодвижений. Ударов, объятий, прыжков. Ну и чтобы голоса убедительно передавали страсти. А также он использовал текст как материал для изготовления времени.
Сочинив, сам не читал тоже.
Но вот я, например, – читатель и больше никто. Не слышу музыки из так называемой оркестровой ямы, не вижу, кто из действующих во что одет. И перламутровый бабушкин бинокль не помогает различать выражения лиц. Я всего лишь растягиваю цепь событий: проверяю, насколько она прочна.
И я не люблю, когда меня дурачат.
Например, вот этой строчкой. Ах, ах, отныне вся жизнь отдана в залог (как серебряный портсигар Р. Р. Р.) наиболее вероятному противнику! Но где и когда Ромео декламирует эту строчку? На выходе из Капулетова дома; любезно откланиваясь; провожаемый добрыми пожеланиями; поплясал, поволочился; и, хотя был узнан, выпить предлагали и закусить.
Ничего себе вылазка во вражеское логово. Впрочем, разве выдвинул бы Бенволио эту идею, будь она рискованной хоть чуть?
На празднике обычном Капулетти
Среди веронских признанных красавиц
За ужином и Розалина будет —
Красавица, любимая тобою.
Ступай туда, пусть беспристрастный взгляд
Сравнит ее кой с кем из жен Вероны…
И т. д.
Таким ли голосом рекомендуют: а не наведаться ли тебе, друг и брат, инкогнито в дом лютого, злейшего, смертельного врага, где тебя, если узнают, зарежут? Так предлагают: а сходим к соседям, на телок позырим.
Пойду не с тем, чтоб ими любоваться,
Но чтоб красой любимой наслаждаться,
– вяло соглашается обожатель вражеской племянницы. И хотя вообще-то он заполошный паникер (еще увидим), но не хватается за случай разразиться очередной тирадой, типа: опознают, зарежут – ну и пусть, и тем лучше.
Эта пресловутая вражда семей, – говорит и показывает Шекспир, – в самих семьях практически не ощущается (никем, кроме Тибальта, увы); строго говоря – это потешная война слуг.
Главный Капулет, вы же слышали, против и старшего-то Монтекки злобой не пышет, а о младшем – вообще высокого мнения:
Себя он держит истым дворянином;
Сказать по правде – вся Верона хвалит
Его за добродетель и учтивость.
Не дам его здесь в доме оскорблять я…
41
И весь этот первый день – 18 июля, условно (пока) говоря,
