В глазах – немую скорбь и угнетенность,
А за спиной – презрение и бедность.
Не друг тебе – весь мир, не друг – закон…
Отчаянный этот фармацевт (учился же он где-то чему-то; и вот – осмеливается жить – безоружный, дверь нараспашку – в городе убийц, в эпоху убийств) пересказал следователям заявление, сделанное окровавленным Крайтоном в ту ночь.
Когда, прикончив нескольких бандитов, Крайтон выбил из руки оставшегося шпагу и приставил к его горлу свою, тот произнес умоляющим голосом: «Сдаюсь, синьор Крайтон, не убивайте меня. Я – Винченцо!» Сорвал с лица маску – и действительно оказался наследным принцем Мантуи, лепечущим: это недоразумение, синьор Крайтон, только не говорите отцу.
И человек, владевший не то двенадцатью, не то двадцатью языками, знавший наизусть всего Аристотеля и не только, – поступил как подросток, начитавшийся рыцарских романов. Встал на одно колено. Взялся за клинок левой рукой и перевернул шпагу эфесом вперед. Произнес одну из этих невыносимо вежливых, прекрасно идиотских фраз. Типа: ваша светлость не дали совершиться ошибке, которую мне пришлось бы горько оплакивать всю оставшуюся жизнь, каковая, без сомнения, продлилась бы недолго. Победа за вами, а я – ваш неоплатный должник, пленник вашего великодушия.
И с этими – или еще более глупыми – словами распрямил левую руку, державшую шпагу за клинок, – и пальцы правой руки Винченцо обхватили эфес.
Возвратно-поступательным движением сверху вниз невежда-недоросль вскрыл последнему рыцарю Европы грудную клетку.
30
Эту сцену можно передать изречениями русской литературы. Крайтон: мне порукой ваша честь, и смело ей себя вверяю. Винченцо Гонзага: а получай, победитель-учитель, от побежденного ученика!
Я думаю – я уверен, – что, пока стальное острие разрывало рубаху, кожу, мышцы – в эту долю секунды убийца и убиваемый смотрели друг другу прямо в глаза. И убийца убиваемому ободряюще так, по-свойски так подмигнул.
Джеймс Крайтон увидел самое ужасное из всего, что бывает.
Презрительную усмешку зла. Радость коварства. Красноватый такой огонек в зрачках.
Показаниям аптекаря дан был ход. Гонзага-старший лично допросил сына. Винченцо не отпирался: ну да, заколол, пришлось. Он толкнул моего спутника, тот его обругал, завязалась драка. Двое на двое, между прочим: с Крайтоном был слуга. Куда девались трупы? без понятия. Аптекарь – вероятно, бредит, будучи наркоманом. Вообще – сколько шума из-за какого-то бродяги-варвара.
И шум прекратился. Все случилось в 1582-м.
