Химеры | страница 101
А имеет (возможно, только для меня) значение – что «Станционный смотритель» есть история безнадежной страсти, занявшей человека на всю жизнь. Человек – вы давно догадались – обозначен инициалами А. Г. Н. Он приезжает на почтовую станцию трижды, с промежутками в несколько лет. Каждый раз очень волнуясь и проявляя нетерпеливую, тревожную любознательность. Его последнее появление выглядит бессмысленным, если не безумным: узнав, что станция упразднена, А. Г. Н. отправляется в село Н. за свой счет, хотя дорога неблизкая, а цель – «посетить знакомую сторону» – неопределенная, мягко говоря.
И эта поездка полностью окупается. А. Г. Н. добывает наконец и доставляет нам необходимую развязку – столь неожиданную, столь утешительную.
«И я дал мальчишке пятачок и не жалел уже ни о поездке, ни о семи рублях, мною истраченных».
Он прощает судьбу и заключает с нею мир. Раз уж ей достало ума поступить с его бедной Дуней великодушно.
А Белкин сказал себе – и Пушкин с ним согласился: женщина, сумевшая вызвать чувство, которое спрятано в этой фразе, – без сомнения, заслуживает его.
Совершенно допускаю, что и Самсон Вырин заливал сивухой не столько скорбь о ее моральном падении, о мнимо-бедственной участи, сколько самую простую, нестерпимую тоску разлуки. Тут она в самом деле кругом виновата: открытку-то в почтовый ящик что ей стоило бросить? Так нет же: готовила эффектный сюрприз – и на несколько месяцев опоздала.
Выводы, увы, бедны: литературный критик, как и товаровед, живет в каждом человеке; но любой текст, прежде чем высказать о нем суждение, необходимо дочитать до конца; каждый, кто умер, приобретает бытийный статус литературного персонажа – и наоборот; поэтому для литературы мертвых нет; и нельзя исключить, что вообще никто из нас не умирает насовсем.
Февраль 2012 года
Свист свахи
Случалось и с Гоголем, что он говорил правду, даже в письмах. Например, в письме к Жуковскому от 10.01.1848: «Я решился собрать все дурное, какое только я знал, и за одним разом над всем посмеяться – вот все происхождение “Ревизора”!» Нет никаких причин не верить. Двадцати семи лет от роду, с образованием средним, имея несколько месяцев канцелярского стажа да сколько-то семестров педагогического, положение в обществе занимая невысокое, вращаясь почти исключительно в литературной среде, – какие такие особенно обширные сведения мог он собрать о так называемом дурном, скажем – об изъянах государственного строя Империи Российской?