Россия и европейский романтический герой | страница 13
Но Раскольников слишком идеологически заряжен. Он слишком одержим Европой и потому слишком находится под обаянием Наполеона. Поэтому он остро понимает, что Суворов или тот же Черняев воевали (преступали), чтобы остановить ход истории, а Наполеон – чтобы ход истории изменить. Для русского радикала Раскольникова факт убийства второстепенен, для него важно, во имя какой цели оно совершено.
Сюжет «Преступления и наказания» обычно трактуется как трагический, имеющий абстрактный, то есть общечеловеческий, смысл, и образ Раскольникова представляется как образ «человека вообще», задумавшего доказать себя (сказать экзистенциальное «я – есть!») с помощью убийства старухи-процентщицы. Нет ничего дальше от истины. Это правда, что в романе отражена экзистенциальная проблема, мучившая дуалиста Достоевского всю жизнь: его зачарованность волевым убийцей на каторге, человеком, в котором дух (даже если это дух разрушения) преобладает над материей (его личным телесным благополучием). Но как только Наполеон замещает в сознании Раскольникова Орлова, роман смещается в плоскость совсем иного смысла – проблемы духовного конфликта между тем, что во времена Достоевского называлось Европой, и тем, что Достоевский понимает под словом «Россия».
И этот конфликт разбирается в столкновении двух персонажей: Раскольникова и Порфирия.
Порфирий, вероятно, самый сложный и самый скрытный образ во всем романе. Традиция прямолинейно определяет трактовку образа Порфирия как морального ловца человеков наподобие честертоновского патера Брауна, и, следовательно, все то, что Порфирий говорит Раскольникову при их последней встрече, в особенности отеческая проповедь в конце сцены, должно недвусмысленно пониматься как однозначно положительное Слово этого персонажа.
На самом деле все неизмеримо сложней. Хотя Порфирий действительно существует в двух ипостасях – сыщика и морального проповедника, отделить его проповедь от профессиональных интересов не так легко. Он человек «игровой» (история с его мнимой женитьбой), и он три раза предупреждает Раскольникова при их последней встрече, что ему нельзя верить на слово («вы мне, Родион Романыч, на слово-то, пожалуй, и не верьте, пожалуй, даже и никогда не верьте вполне, – это уж такой мой норов, согласен…»), хотя тут же дважды говорит, что он человек честный. Он предлагает Раскольникову самому рассудить, насколько он «низкий человек» и насколько «честный», и в момент, когда он это говорит, так и кажется, будто он заморгал, прослезившись от собственной искренности. Образ Порфирия можно понять, только когда поймешь, насколько его Слово искренне в момент, когда оно выглядит подозрительно неискренне. Раскольников фантазер, но и в работе Порфирия воображение играет неменьшую роль, о чем он сам говорит: «Изо ста кроликов никогда не составится лошадь, изо ста подозрений никогда не составится доказательства… да ведь это только благоразумие-с, а со страстями-то, со страстями попробуйте справиться, потому что и следователь человек-с».