Но я себя дураком не считаю, и дядя Вадим меня не задел. Но проучить его следовало.
– Извините, дядя Вадим, – сказал я, вежливо «проучая» дядю, – Мне идти надо, меня мама послала.
Развернулся, и пошел. Сначала медленно, потом быстрее, пока дядя Вадим думает. Если окликнет, придется обернуться из вежливости. Но даже тогда он меня не остановит, потому что мамин авторитет наводит на него столбняк. Признаюсь, мне стало немножко не по себе от того, что я снова за маму спрятался. Но так вышло, что поделаешь. Я знаю, что мне еще много раз за нее прятаться, пока не повзрослею. Мне бы только, чтобы не роптать, когда вырасту. И не продавать прибавки… или добавки, как их там.
Следующим пунктом на пути моего взросления был магазин. Вчера мы с мамой разговаривали, и я спросил у нее:
– Мама, а если у меня в магазине спросят, что за дед у нас и откуда, что мне им сказать?
Мама положила ладонь мне на голову. Она так уточняла напрямую: думаю ли я на самом деле то, что говорю, или это рот вмешался на пути выхода моей настоящей мысли наружу, и внес помехи. Про магазин я спросил, потому что больше никуда сейчас не хожу, и всё накопленное внутри может прорваться наружу разве что в магазине. Это как наполненный водой шарик бросить с балкона. Многие люди ходят в магазин бросить свой шарик в продавца, и хорошо, если попадают в охранника. Он все-таки мужик, его не так жалко. Но что, если меня спросят, что мне им сказать?
– Им промолчи, – смешно сказала мама, убирая с моей головы свою ладошку, – А себе намекни, что у тебя паранойя. Это когда начинаешь думать, что кто-то у тебя хочет что-то спросить, а он тебя даже не видит на самом деле.
Мамина рука на макушке успела согреть мозг и он успокоился.
– Выходит, я сам придумываю себе, чего бояться, – сказал я, и мама кивнула, радуясь, что я не по годам умный.
Пришел я в магазин, а там люди в масках. Ходят, мучаются, играют в серьезную жизнь. Хорошо спецназовцам, они всегда в масках, привыкли уже. Остальные сейчас тоже как на задании: ходят промеж полок, ищут страхи. У каждого своя… как её, паранойя.
Теперь будем решать, чего взять. Мяса мы с мамой почти не едим, а если и едим, то уж точно не свинину. Это я виноват. Моя была инициатива, еще в детстве. Я хочу сказать: в еще большем детстве, чем сейчас, потому что сейчас у меня вроде как «отрочество».
Год назад я заметил, что поросенок, красиво намалеванный в мясном отделе на стенке, почему-то весело улыбается и машет хвостиком. Уж очень живо он был нарисован – это я про хвостик. Да и про всего поросенка. Он весь будто просился на мясо – попросёнок, а не поросенок. Он прямо-таки летел по рисунку от радости. Над головой у поросенка светило большое красивое солнце, да еще и на фоне голубого безмятежного неба. А где-то позади на зеленой лужайке плясали дети, и даже аккуратно прорисованная речка была явно счастлива на этом рисунке.
