Тайна Ольги Чеховой | страница 12



С этого дня жизнь Лёвы изменилась коренным образом — ее взяла в свои руки Ольга, а она всегда доводила до конца любое дело. Пользуясь отсутствием Лёвиных родителей в Санкт-Петербурге, она забрала племянника из гимназии, увезла в Москву и определила в музыкальное училище Гнесиных. Этот вираж удался ей по двум причинам. Во-первых, она была одной из первых дам московского художественного сообщества, а во-вторых, прослушав несколько классических шедевров в исполнении Лёвы, сестры Гнесины действительно признали, что перед ними удивительный самородок.

Мальчик поселился в шестикомнатной квартире Ольги на Пречистенском бульваре, где к нему вскоре присоединилась его старшая сестра, красавица Оленька.

Ольга любила племянников, но при этом не отказывалась от щедрой суммы, которую ее состоятельный брат выделял на содержание своих детей. У нее был вполне надежный штат обслуги, обеспечивавший нормальную жизнь в ее квартире — кухарка, горничная и уборщица.

Я хорошо помню этот дом номер 23 на Пречистенском бульваре. Типичное богатое строение конца ХІХ века с изящными итальянскими окнами на двух верхних этажах. Мой московский дружок учился тогда в Литературном институте, размещающемся в бывшем доме Герцена на Тверском бульваре, который в сторону Арбата плавно переходит в Пречистенский, и я часто проходила мимо этого дома по дороге в кафе «Прага». Перед домом номер 23 небольшой, хорошо ухоженный газон ведет к великолепной резной двери, открывающейся в еще более великолепный вестибюль, украшенный парой овальных зеркал. Из вестибюля вверх уходит хорошо полированная гранитная — а может, мраморная? — лестница, а из полуподвала поднимается допотопный громыхающий лифт. То есть тогда, во времена молодости Ольги, он был еще не допотопным, а вполне модерновым. Но Лёва и Оленька чаще поднимались вверх и спускались вниз по лестнице, не в силах дождаться, пока к ним приползет лифт.

С утра Оленька и Лёва убегали по этой лестнице в свои школы, где были заняты целый день. Домой приходили усталыми, голодными, но довольными собой. Впрочем, Оленька довольна собой была редко — ну что ей мог дать еще один натюрморт, когда душа ее рвалась на сцену? Любимая тетка Ольга не проявляла никакого желания представить красавицу-племянницу если не самому Станиславскому, то хоть своему бывшему любовнику Немировичу-Данченко. Оленьке она говорила, что еще рано, что следует дождаться совершеннолетия, но мой вредный внутренний голос не унимается. Он твердит, что ни к чему было примадонне, даме не первой молодости, приводить в театр такую красотку.