За фортепьяно появился музыкант, и на сцену вышел невысокого роста певец. Прозвучало несколько вступительных аккордов и полилась песня:
Как солнце закатилось,
Умолк шум городской,
Маруся отравилась,
Вернувшися домой.
В каморке полутемной,
Ах, кто бы ожидал,
Цветочек этот скромный
Жизнь грустно покидал.
Измена, буря злая,
Яд в сердце ей влила.
Душа ее младая
Обиды не снесла.
Её в больницу живо
Решили отвезти,
Врачи там терпеливо
Старалися спасти.
— К чему старанья эти!
Ведь жизнь меня страшит,
Я лишняя на свете,
Пусть смерть свое свершит.
И полный скорби муки
Взор к небу подняла,
Скрестив худые руки,
Маруся умерла.
Видя, как загрустила Варнавская, Ардашев покачал головой и сказал:
— Ну да, нам сегодня не хватает только темы отравления.
— Нет-нет, эта песня, как раз, напоминает спокойные времена. Я слышала её в тринадцатом году. Папа принёс пластинку. Мы жили в доходном доме на Каменноостровском проспекте в Петербурге. У нас тогда был граммофон. Но то была совсем другая жизнь.
— Я не спрашиваю, что привело вас в Ревель. Вероятно, у всех нас одна общая трагедия.
— Папу и маму убили пьяные солдаты в восемнадцатом году. Они ворвались в нашу квартиру и начали проводить обыск. Папа потребовал у них мандат. Тогда один из них в него выстрелил, а маму, как нежелательного свидетеля, закололи штыками. Из квартиры вынесли всё, что было можно, а что нельзя — поломали. Меня не было дома. Я ходила на рынок менять вещи на крупу. А когда вернулась, то долго не могла прийти в себя. Часть ценностей осталась в тайнике. Похоронив родителей, я поняла, что надо бежать из России, и как можно скорее. Сосед по парадному — бывший чиновник акцизного ведомства — помог мне перебраться в Ямбурге через границу. А вот ему не удалось, был арестован чекистами. Когда я приехала в Ревель, то поняла, что у меня неважные документы и попалась на удочку мошенника.
Официант принёс заказанные блюда, откупорил и разлил вино, и водку.
— Позвольте выпить за ваше счастье, Анастасия Павловна. Вам много пришлось пережить, и хочется надеяться, что всем бедам должен наступить конец.
— Благодарю вас, Клим Пантелеевич.
За едой и напитками время текло незаметно. На смену певцу вышла певица. В ресторане собиралась преимущественно русская публика, и потому со сцены текли задушевные романсы на стихи Кольцова, Тютчева, Блока.
— А вы в Ревель надолго? — поинтересовалась Варнавская.
— Планировал на несколько дней, но теперь, судя по всему, придётся задержаться.
