— Большое спасибо. Чудесная вода. Как я узнал — вопрос довольно сложный, да это и не имеет значения, не так ли? Могу я их посмотреть?
— Я сказала вам, что у меня только семнадцать.
— Но ведь меня это устраивает.
— Как, вы сказали, вас зовут?
— Гудвин. Арчи Гудвин.
— Хорошо, вы выпили воду и теперь можете уходить.
— Но, мисс Тензер, я проехал шестьдесят миль, чтобы...
— Это меня не касается, даже если бы вы проехали шестьсот миль. Я не собираюсь показывать вам никаких пуговиц, и даже говорить о них.
Это меня вполне устраивало, о чем я, конечно, ей не сказал. Когда-нибудь в будущем развитие событий убедит её говорить о пуговицах и притом подробно, но торопить её, пока я не узнал ничего больше, было бы ошибкой. Ради приличия я немного понастаивал, но она не слушала. Я еще раз поблагодарил за воду и ушел.
Разворачиваясь и выезжая, я думал о том, что если бы у меня в машине было специальное приспособление, я бы рискнул перехватить её телефонный разговор. Мне срочно нужен был телефон. Когда я ехал мимо бензоколонки, то заметил одну телефонную будку у церкви за поворотом. Через пять минут после визита к мисс Элен Тензер, я был в будке и называл телефонистке номер, который мне не нужно было искать в телефонной книжке. Было больше одиннадцати, поэтому Вулф должен был ответить.
И он ответил.
— Да?
Никогда мой патрон не научится правильно отвечать по телефону.
— Это я. Из Махонака. Сол звонил?
— Нет.
— Тогда он позвонит около полудня. Считаю, что вы должны послать его сюда. Племянница может подождать. Тетя знает, кто одел ребенка в комбинезон.
— Вот как? Она тебе сама сказала?
— Нет, но есть три бесспорных обстоятельства. Во-первых, она не задала мне правильный вопрос. Во-вторых, разнервничалась и выгнала меня. В-третьих, вчерашний «Таймс» лежит на её столе. Она не знает, что я его видел. Газета сложена и на ней стоит ваза с фруктами, но сверху хорошо виден заголовок, начинающийся словами «Элен отказывается...». Объявление было на этой странице, следовательно, Элен Тензер его читала, но когда я зашел и сказал, что интересуюсь пуговицами из конского волоса, она о нем не упомянула. Когда она, наконец, задала вопрос, то сформулировала его неверно. Она спросила, как я узнал, что она делает пуговицы. С таким же успехом Тензер могла бы спросить, каким образом это объявление так быстро навело Ниро Вулфа на след. Потом она поняла, что задала вопрос неправильно, и прогнала меня. Но готов побиться об заклад, что мать не она. Если ей не шестьдесят, то весьма близко к этому. Но ум её ясен, и она знает, во что был одет ребенок. Может быть, знает и больше. Быстро я уложился?
