Калерия заспешила к двери.
— Простите, — сказал я. — Это присказка такая, дурацкая, ничего у нее не сломано, только комары ее сильно покусали. Боится она.
— Тем более.
Калерия подошла к окну и ахнула, увидев то, во что превратилось лицо Клавки.
— Клавочка, деточка, скорее идите в дом! — громко сказала Калерия и призывно замахала руками.
Клавка не двинулась с места.
Калерия направилась к двери, отдавая распоряжения на ходу:
— Костя, таз с холодной водой из ванной и полотенце, Петрович, возьмите, вы знаете где, медикаменты, денатурат и сухую камфару. И еще, Костя, принесите из ванной махровый халат и подогрейте чайник.
Петрович заворчал, что, вот, мол, еще и преступницу лечить, воровку эту, но все-таки пошел за медикаментами, и я тоже быстро принес все, что от меня требовалось.
Клавка была приведена и стояла посередине веранды. Калерия еще раз осмотрела это грязное и опухшее существо, и, взглянув на белоснежный махровый халат в моих руках, и, мысленно примерив его на Клавку, сказала:
— Друзья мои, я сама займусь этой несчастной. А вы отправляйтесь за остальными, — забрала у меня халат и повела пловчиху в ванную.
Петрович выругался одними большими своими губами, махнул рукой и произнес:
— Котофеич, она ж и Генку простит, они ж все у нее на шее сидят и пятками погоняют! Моя б воля, эх, понял?
На заднем сиденье саидовой «нивы», нежно привалясь друг к другу, храпели на два голоса ее хозяин и неудачливый взломщик.
— Петрович, какого рожна ты их вместе связал? Саид-то в чем виноват? — тихо сказал я.
— Как это в чем? А кто самосудом занимался? — громче, чем требовалось, возмутился Петрович.
Генка заворочался, открыл глаза, пристально посмотрел на меня, и не очень, понимая, каким образом я подружился с Петровичем, решил все-таки пойти ва-банк.
— Ты, мент-расстрига! Ты какого лешего меня связал, твой дружок сейф брал! Я, я его выследил, в натуре! — заорал он, задрыгав ногами и заизгибаясь всем телом, чем тотчас разбудил Саида.
— Ты, собака черная! — забасил тот. — Я тебе всю жизнь друг, а ты меня с этим дерьмом одной веревкой вяжешь! Я тебе места живого не сделаю, из черного полосатым ходить будешь!
— Не ори, понял, — с максимальным миролюбием ответил Петрович. — Ты, Саид, самосуд устроил. Незаконно, понял?
— Петрович, — сказал я. — Давай, их развяжем, а ругаться — потом. Ну, не хорошо орать на связанного человека.
И Петрович без ожидаемых мною возражений принялся разматывать обоих.
