Однажды, когда мне было шесть лет, мы ездили туда в отпуск, но я мало что помню. Разве только кенгуру и коал, которых видела, когда бабушка Пегг водила меня в зоопарк.
Но я всё равно разговариваю с бабушкой почти каждые выходные, потому что она вечно звонит маме, чтобы пожаловаться на то, что в местных магазинах невозможно купить правильный мармайт[2] и какие огромные там пауки. Однажды она позвонила чуть ли не в истерике из-за того, что обнаружила смертельно ядовитого паука в собственных панталонах, которые вывесила на просушку после стирки.
Папа тогда сказал, что сочувствует пауку, и мама его стукнула.
Мама всё время пытается уговорить бабушку Пегг пользоваться для связи компьютером, но та не признаёт новых технологий.
– Ты меня слышишь, Лили? – Бабушкин голос слегка отдаётся эхом, отражаясь от спутника.
– Слышу, бабуль. И я Мейзи.
– Вот умничка. Как там у тебя дела в школе?
Бабушка всё время забывает, что я больше не хожу в школу. И часто путает меня с Лили. Она вообще много чего путает. Наверное, поэтому мама так хочет, чтобы она вернулась обратно в Великобританию и жила вместе с нами.
– Отлично, – говорю я. Это проще, чем снова объяснять ей, что я учусь в Открытом университете, получаю степень по математике и физике. Она так гордилась, когда я оказалась самой юной студенткой, сдавшей все экзамены на высший балл, но теперь, наверное, она и об этом забыла.
– Что ж, хорошенько учись дальше и не забудь прислать мне фотографии с твоего дня рождения.
– Обязательно, бабуль.
– Пока, Мейзи.
– Пока, бабуль.
Я кладу трубку на место и задеваю локтем статуэтку кошки, стоящую рядом на угловом столике. Какую-то секунду фигурка из синего стекла опасно раскачивается, но я успеваю подхватить её до того, как она упадёт на пол.
Я вздыхаю с облегчением: ещё бы чуть-чуть – и… Мама коллекционирует фигурки кошек, и эта её любимая. Она говорит, папа купил её на блошином рынке во Флоренции, когда они проводили там медовый месяц. Похоже, это винтажное муранское стекло. Мама придушила бы меня, если б я его разбила.
Я осторожно ставлю статуэтку обратно на столик и выглядываю за дверь. Отсюда слышно, как мама хозяйничает на кухне. Оттуда пахнет свежей выпечкой, и мне снова хочется есть, хотя я только что позавтракала. Я смотрю на свои наручные часы. Ещё больше двух часов ждать, пока гости начнут съезжаться на праздник и дадут мне возможность наконец открыть подарки.
Альберт Эйнштейн как-то сказал, что, если держать руку на раскалённой печи, одна минута покажется часом, а если вы сидите с хорошенькой девушкой – один час пролетит как минута. Это и есть относительность. Правда, по-моему, ещё немного отдаёт сексизмом.
