. Разумеется, религиозные общества лишались и прав юридического лица, не имели собственности, а наблюдение за их деятельностью, понятное дело, возлагалось на НКВД.
На фоне ожидавшегося тогда суда над Патриархом Тихоном[83] любой серьезный и непредвзятый наблюдатель понимал значение апрельской инструкции: институциональная «тихоновская» Церковь обречена на уничтожение. К тому же, 29 апреля 1923 г. открылся обновленческий «Собор», вскоре принявший постановление о лишении Патриарха не только священного сана, но и монашества. Обновленцев, в отличие от «тихоновцев», власть поддерживала. Они получили все необходимые справки и могли действовать легально. Однако и усиление (даже формальное — организационное) верных правительству церковников не входило в интересы безбожных властей. Да и международный резонанс, вызванный репрессиями против Первосвятителя, необходимо было учитывать: так, например, майский 1923 г. ультиматум лорда Керзона содержал упоминание о религиозных гонениях в России.
В итоге Патриарх Тихон в июне 1923 г. был выпущен на свободу, предварительно вынужденно покаявшись в «грехах» («Я отныне Советской власти не враг»), хотя судебное дело против него прекратили лишь в марте 1924 г.
По мнению Н. А. Кривовой, ко времени освобождения Первосвятителя, Русской Православной Церкви как целостной организации не существовало[84]. Власти откровенно продемонстрировали перед всей страной, как они относятся к «рясофорным контрреволюционерам» и какое будущее ждет всех противников их власти.
Что было делать в этих условиях Патриарху? Прежде всего — восстановить разрушенное обновленцами. В 1924 г. у «тихоновцев» было уже 50 % всех приходов, в то время как у обновленцев — 35 % и 15 % придерживались автокефальной (или колеблющейся обновленческой) ориентации[85]. Множество священников и епископов вновь воссоединились с Церковью, порвав с обновленцами. Но главное для Патриарха в этих условиях было добиться легализации органов церковного управления, получить равные перед законом права, — как с обновленцами, так и с другими религиозными группами. Опасность закрытия не зарегистрированного в трехмесячный срок религиозного сообщества оставалась актуальной.
Я думаю, что официальные деятели, добивавшиеся легализации (председатель Московского Епархиального Управления профессор В. П. Виноградов, например) не сразу разобрались, что власти сознательно будут затягивать решение этого вопроса.
