Сделав максимальные уступки, Сергий тут же заявляет, что в советских условиях Церковь по отношению к государству может быть лишь «во внешних отношениях», сообразуя распорядок внешней церковной жизни и деятельности с новым государственным строем. Однако Церковь не может признать противления Советской власти церковными преступлениями и карать виновных анафематствованием. Казалось бы, все правильно: именно так поступил и Собор 1917–1918 гг., кассировав старые политические приговоры по делу митр. Арсения Мацеевича и свящ. Григория Петрова. Но митрополит идет дальше, утверждая, что «поэтому, поступили одинаково незаконно, в нарушение объясняемого определения Собора, и Карловацкий собор, предавший анафеме революционеров /если это правда/, и покойный [Петроградский — С. Ф.] митрополит Вениамин [Казанский — С. Ф.], угрожавший лишением сана контрреволюционерам <со слова покойный предложение отмечено вопросительным знаком>»[64].
Подобный пассаж выглядит очевидно кощунственным, учитывая, что за свою мнимую контрреволюционность митрополит Вениамин в 1922 г. поплатился жизнью[65]. Но митр. Сергий смотрел на проблему шире: ему было необходимо добиться созыва Собора любой ценой, даже путем словесной игры с понятиями «церковный суд» и «политическое преступление».
Впрочем, все написанное выше было только прелюдией к главному действию. Митрополит предлагал Е. А. Тучкову возможный текст политических определений будущего Собора. Уже в первом пункте им предполагалось соборное освобождение всех православных верующих граждан СССР от данной ими церковной присяги на верность бывшему Императору и его Наследнику, так как Великий Князь Михаил Александрович отрекся от Престола «в пользу народа», а также «усматривая в окончательном утверждении Советской власти в пределах СССР изъявление воли Божьей о судьбах нашего отечества». Главное, чтобы верующие сохраняли верность
Православию. Далее предлагалось соотнести внешнюю жизнь и деятельность Православной Церкви, ее общественно-правовые отношения и хозяйственные дела с действующими гражданскими законами и распоряжениями светских властей[66].
Продолжая искать компромиссы, митрополит предполагал вторым основным вопросом программы деятельности Собора поставить вопрос о социальном строе. По мнению митр. Сергия, «этот строй не только не противен христианству, но и желателен для него более всякого другого». Охарактеризовав антибуржуазный идеал, автор записки заявил об убеждении в том, «что Православная наша Церковь своими „уставными чтениями“ из отцов Церкви, где собственность подчас называлась, не обину<ясь>, кражей, своими прологами, житиями святых, содержанием своих богослужебных текстов, наконец, „духовными стихами“ которые распевались около храмов нищими и составляли народный пересказ этого церковного учения, всем этим Церковь в значительной степени участвовала в выработке вышеописанного антибуржуазного идеала, свойственного русскому народу».
