Какую именно общественно необходимую работу можно поручить машинам – и каким машинам – сказать не может никто, поскольку этих машин не существует и, вероятно, никогда не будет существовать. Эта идея представляет собой своего рода научно-фантастическую задротско-гиковскую фантазию о кнопочном рае. На самом деле это как тоска по роботам-рабам. Аристотель, который был сторонником человеческого рабства, однажды отпустил на волю своё воображение и представил машинных рабов; но тогда он считал машинами и человеческих рабов.254 Некоторые мыслители (например, Гегель) считали, что рабство унижает как господина, так и раба. Это была популярная тема в американском движении против рабства, и ранее этого мнения придерживались просвещённые рабовладельцы, такие как Томас Джефферсон. Возможно, жизнь за счёт роботов-рабов также приведёт к деградации их владельца. Он может стать толстым и ленивым. Именно так должен думать Хомский, если он всерьёз верит в сказанное фон Гумбольдтом о самореализации и творчестве как о высшем развитии человека. Дело не столько в том, что Хомский не верит в этот идеал – который был лучше выражен Фридрихом Шиллером, Максом Штирнером и Уильямом Моррисом, чем фон Гумбольдтом или им самим, – сколько в том, что он его не понимает.
Пожалуй, самый показательный текст в сборнике «Хомский об анархизме» – это интервью Би-Би-Си. Во всех других интервью подхалимы Хомского сознательно задают ему вопросы, на которые он хорошо отрепетировал ответы. Интервью Би-Би-Си – одно из мест в книге, где он утверждает, что анархизм является «рациональным способом организации развитого индустриального общества… Я думаю, что индустриализация и развитие технологий расширяют возможности для самоуправления в широких масштабах, которых просто не существовало в более ранний период» (136).
Такого рода бессмысленная риторика достаточно хороша для фанатов вроде Барри Пэйтмена, но Питера Джея из Би-Би-Си было не так легко обмануть. Ему нужен был хороший материал, а не прославление Хомского. Если он ещё не был знаком с очевидными недостатками высокотехнологичного анархо-синдикализма, то он быстро уловил их, выслушивая ветреную и напыщенную речь Хомского. Джей спросил, какие «остаточные формы правления фактически сохранятся» (137) – Хомский не возражал против этой формулировки, он только сказал, что «делегирование полномочий довольно минимально и его участники на любом уровне правительства должны нести прямую ответственность перед органическим сообществом, в котором они живут» (137). Другими словами, анархо-синдикалистский режим – это «правительство», государство. И поэтому Хомский не анархист. О каком именно «органическом сообществе» может идти речь в высокотехнологичном обществе с правительством, он не говорит. Это просто бессмысленная сусальная фраза вроде «органической еды».
