Но эта умеренность отнюдь не проявляется, когда речь идет о том, чтобы повесить оппозиционеров, искалечить осужденных по уголовным делам или забросать камнями женщин, уличенных в супружеской неверности. По той же самой логике США и их союзники проявили солидарность с афганскими басмачами, которые «во имя ислама» все еще претендуют на восстановление в стране уничтоженного феодального режима.
Невозможно, следовательно, говорить об исламе и его наследии как о единой системе, закрытой, не меняющейся с самых своих истоков и всегда остающейся той же самой, каковы бы ни были внешние обстоятельства. Как любая идеология, «исламское достояние» должно рассматриваться как историческая действительность, а не как незамутненный ничем источник, не имеющий отношения к истории. И однако именно эту последнюю идею некоторые пытаются навязать как внутри ислама, так и вне его. Это приводит к тому, что его ставят, не подвергая какому-либо другому анализу, в сферу иммобилизма, приписывая ему вечное существование вне рамок человеческих усилий, вне исторического времени или места. Это положение используется и советологами, когда они говорят об исламе в СССР. Так, Александр Беннигсен утверждает, что, несмотря на революцию и установление советского строя, ислам остался таким, каким он был всегда, — застывшим в своей недвижимости, отмеченной вечностью.
Величайшие перемены произошли на территории, огромной, как континент; впервые в мире родились социалистические республики, управляемые на всех уровнях местными жителями; миллионы мужчин и женщин вышли из-под угнетения, из невежества, из отупляющей и изолированной жизни аулов, затерявшихся в степях и пустынях; они стали рабочими, техниками, специалистами во всех областях; сотни тысяч их детей и внуков получают высшее образование; женщины, вчерашние рабыни, принимают ныне полное и свободное участие во всех областях деятельности; замечательные города и промышленные предприятия возникли в пустынях; над куполами и минаретами мечетей, чья высота, как казалось еще вчера, бросала вызов небу, продолжают свои фантастические полеты спутники, «Союзы» и другие космические аппараты — и все это оставило ислам и людей такими же, какими они были десять веков назад? Как можно, находясь в здравом уме, поддерживать подобные тезисы?
Верховный муфтий Ташкента — самый высокий религиозный авторитет в Средней Азии — констатировал, со своей стороны, что перемены в обществе, напротив, глубоко изменили идеи и поведение мусульман: «Некоторые считают, что нет различий между мусульманином, который жил пятьсот лет назад или в прошлом веке, и современным мусульманином, — писал Зияутдинхан ибн Ишан Бабахан. — Это не так. Мусульманин сильно изменился и изменился к лучшему. Он был изменен эпохой, которая обогатила и расширила его знания… Технический и научный прогресс наложили свой отпечаток на образ его жизни, на его труд, его досуг и его интересы. Сегодня мусульманина волнует все, что происходит в его стране и за рубежом, его занимают космические исследования, другие достижения во имя ближайшего и более отдаленного будущего его собственного народа и всего человечества. Его отношение к женщинам также изменилось… Старая идея, культивируемая нашими врагами, согласно которой мусульманин не способен вносить вклад в современную науку и технологию, культуру и производство, была самым ярким образом опровергнута. Опыт мусульман Советского Союза и других стран продемонстрировал самым убедительным образом, что мусульмане могут и должны быть в первых рядах научного, технического, социального и экономического прогресса…»
