Квартира была огромной, с высокими потолками и очень широкими окнами, и выходила на юг, в тень, к фонтану, который был сбоку освещён заходящим солнцем. Фонтан бил ещё выше окон.
– Я привёз тебе бутерброд с котлетой, как ты любишь, – сказал отец.
Он подошёл к столику под окном, положил на него свой свёрток, подумал и развернул его. Там лежал странный бутерброд, два кусочка дешёвого чёрного хлеба. Чтобы показать дочери, что внутри котлета, он разъединил кусочки. Внутри лежало (он сразу это понял) сырое человеческое сердце. Отец забеспокоился, что сердце неварёное, что бутерброд нельзя есть, завернул его обратно в бумагу и неловко произнёс:
– Я перепутал бутерброд, я привезу тебе другой.
Но дочь подошла поближе и посмотрела на бутерброд с каким-то странным выражением на лице. Тогда отец спрятал свёрточек в карман и прижал ладонью, чтобы дочь не отобрала.
Она стояла рядом, опустив голову, с протянутой рукой:
– Дай мне, папа, я голодная, я очень голодная.
– Ты не будешь есть эту гадость.
– Нет дай, – тяжело сказала она.
Она тянула к его карману свою гибкую, очень гибкую руку, но отец понимал, что, если дочка отберёт и съест этот бутерброд, она погибнет.
И тогда, отвернувшись, он вытащил свёрток, открыл его и стал быстро есть это сырое сердце сам. Тут же его рот наполнился кровью. Он ел этот чёрный хлеб с кровью.
«Вот я и умираю, – подумал он, – как хорошо, что я раньше, чем она».
– Слышите меня, откройте глаза! – сказал кто-то.
Он с трудом разлепил веки и увидел, как в тумане, разъехавшееся вширь лицо молодого доктора.
– Я вас слышу, – ответил отец.
– Какая у вас группа крови?
– Такая же, как у дочки.
– Вы уверены?
– Да, это точно.
Тут же его подвезли куда-то, перевязали жгутом левую руку, ввели в вену шприц.
– Как она? – спросил отец.
– То есть, – занятый делом, тоже спросил врач.
– Жива?
– А как вы думали, – мельком ответил врач.
– Жива?!
– Лежите, лежите, – воскликнул милый доктор.
Отец лежал, слыша, как рядом кто-то хрипит, и плакал.
Потом уже хлопотали над ним, и он опять уехал куда-то, опять было зелено кругом, но тут его разбудил шум: дочь, лёжа на соседней койке, громко хрипела, как будто ей не хватало воздуха. Отец смотрел на неё сбоку. Её лицо было белым, рот приоткрылся. Из руки отца в руку дочери шла живая кровь. Он сам чувствовал себя легко, он торопил ход крови, хотел, чтобы она вся излилась в его ребёнка. Хотел умереть, чтобы она осталась жива. Затем он оказался всё в той же квартире, в огромном сером доме. Дочери не было. Он тихо пошёл её искать, осмотрел все углы этой роскошной квартиры со многими окнами, но никого живого не нашёл. Тогда он присел на тахту, а потом прилёг. Ему было спокойно, хорошо, как будто дочь уже устроилась где-то, живёт в радости, а ему можно и отдохнуть. Он (во сне) стал засыпать, и тут появилась дочь, вихрем вступила в комнату, сразу оказалась рядом, как вертящийся столб ветра, завыла, затрясла всё вокруг, впилась ногтями в сгиб его правой руки, так что вошла под кожу, сильно закололо, и отец закричал от ужаса и открыл глаза. Врач только что вколол ему в вену правой руки укол.
