Дик не отвечал ему; он продолжал одеваться, но по временам поглядывал на Сама и усмехался, от чего у Сама вскипала кровь.
— Не над чем смеяться, Дик, — не выдержал, наконец, он; — сын хозяйки должен быть примерно в том же возрасте, что и вы; у него был шрам над левой бровью, как и у вас, хотя я не думаю, чтобы он получил его в драке с парнем в три раза больше его. У него были светлые голубые глаза, небольшой, хорошо очерченный нос и красивый рот.
— Совершенно, как у вас, Дик, — сказал Питер, глядя в окно.
Дик кашлянул и посмотрел задумчиво.
— Все это очень хорошо, товарищи, — сказал он наконец, — но я не нижу, как нам взяться за дело. Я не желаю, чтобы меня засадили за мошенничество.
— Не могут вас засадить, — сказал Сам, — если она вас найдет и признает, как же вас засадят за это? Мы пойдем туда, повидаемся с нею опять и разведаем все, что нужно, особенно на счет татуировки, и потом…
— Татуировка! — воскликнул Дик.
— Это самое главное, — сказал Сам. — У ее мальчика был матрос, пляшущий «волынку» на левой руке, и пара дельфинов на правой. На груди у него было оснащенное судно, а на спине между лопатками — инициалы его имени Ч. Р. С.: Чарльз Роберт Смит.
— Ах, старый дурень, — закричал Дик, подскочив в сердцах, — это меняет все дело. На мне нет никаких знаков.
Старый Сам улыбнулся и похлопал его по плечу.
— Вот где вы показываете отсутствие сообразительности, Дик, — сказал он ласково. — Почему вы не подумаете прежде, чем говорить? Чего легче, как разукрасить вас?
— Что? — завопил Дик. — Татуировать меня! Пробуравить мою кожу проклятыми синими знаками! Только не меня. Хотел бы я видеть того, кто попытается сделать это, вот и все.
Он вошел в раж и не хотел слушать никаких резонов; как говорил старый Сам, он не мог бы сильнее шуметь, если бы они предложили ему содрать с него живьем кожу; Питер Рессет попытался доказать, что кожа человека создана для татуировки, иначе не было бы и татуировщиков; вроде того, как человеку даны две ноги, чтобы носить штаны. Но все доводы отскакивали от Дика, как от стены горох.
Они принялись обрабатывать его на следующий день, но ничто из того, что Сам и Питер ему гововили, не трогало его, хотя Сам так чувствительно описывал радость бедной вдовы, нашедшей своего сына после стольких лет разлуки, что чуть-чуть не разревелся.
Вечером они пошли опять в тот же трактир, и Дик пожелал итти с ними, говоря, что ему любопытно посмотреть. Сам, который еще питал надежды на него, не хотел об этом и слышать, но под конец было решено, что он не войдет внутрь, а только бросит взгляд через дверь. Они поехали на траме до Старых ворог, и Дику не нравилось, что Сам и Нигер все время шептались между собой и показывали на подходящих рыжих людей по дороге.
