Но на этот раз они ошиблись. Через несколько дней однообразного и тяжелого пути караван перевалил через песчаные барханы, высотой в шесть или восемь метров, и подошел к небольшому озеру, лежавшему в совершенно обнаженных берегах.
К югу, востоку и западу, куда ни глянь, тянулся бесконечный желтый песок. Только на севере возвышалась одинокая, угрюмая, растрескавшаяся от зноя гора.
Предвидя на этот раз, что это была последняя стоянка с пресной водой, караван решил простоять здесь целый день. В последний раз верблюды досыта наелись камыша и напились воды.
Проводник Джолги уверял, что от этого места до конечного пункта Хотан-Дарьи — не более четырех дней пути на восток. Но Свен Гедин, зная превратности пустыни, приказал набрать воды на десять дней. Он с удовольствием бы наполнил резервуары дополна, но не сделал этого лишь потому, что не хотел обременять верблюдов, так как итти предстояло по очень глубоким пескам.
Как мы увидим после, это распоряжение Гедина не было выполнено, что и явилось причиной многих несчастий каравана.
На следующий день караван оставил последнюю стоянку с водой. День был страшно жаркий. К полудню песок накалился до 58°.
"Я не сомневался в успехе своего предприятия, — говорит Свен Гедин, — и шел без колебания. Я хотел победить пустыню. В звоне колокольчиков слышал уже победный звон и, чтобы меня ни ожидало, решил итти вперед, ни на минуту не думая о возвращении кратким путем".
Будь на месте Свен Гедина кто-либо другой, он наверное подумал бы о возвращении. Песчаные валы вздымались все выше и выше и доходили до 8 метров в высоту. Путники брели по ложбинке между ними. Когда они забирались на их верхушки, то с них открывался вид, который мог бы заставить побледнеть и нетрусливого человека: кругом безбрежное море песку с гигантскими волнами — желтыми барханами — и ни малейшего кустика, ни былинки, — полное царство смерти…
Высота барханов стала доходить уже до восемнадцати метров и склоны были так круты, что невозможно было сходить по ним: приходилось заступами прокладывать дорогу со ступеньками и по ним сводить животных и людей по колено.
Молча, понурив головы, двигался караван по этой пустыне смерти, оживая немного по вечерам, когда становилось чуть-чуть прохладнее. При солнце, которое, казалось, сжигало и мертвило все способное к жизни, люди теряли всякую надежду.
"С каким-то странным необъяснимым чувством, — говорит Гедин — мы разбили наш первый лагерь в самой пустыне на песке".
