Может, это было и не очень тактично, но я прямо спросил — откуда жители деревни знали, что мы приближаемся? Загадочная улыбка на лице седобородого старца была единственным ответом. Пришлось этим удовольствоваться.
Наступили сумерки. Нас попросили к столу. Столом служили уже знакомые два матраца, разложенные под фиговым деревом и покрытые красивыми коврами. Вода для омовения рук и ног была подана раньше. Босые, скрестив ноги, расселись мы на коврах пировать.
На блюде был подан кускус, разновидность ячменной каши, уложенный в форме большой пирамиды с отверстием посредине, куда наливают жир и бросают куски мяса. Все едят из одного блюда одной рукой, правой. Кончиками пальцев берешь горсточку каши, на повернутой кверху ладони ловким движением скатываешь из нее шарик, затем, поставив вертикально ладонь, большим пальцем передвигаешь к указательному и проворно заталкиваешь в рот. Искусством этим я овладел в совершенстве.
Время от времени хозяин доставал из середины пирамиды кусок мяса, ловко, пальцами одной руки отрывал его от костей, разминал, чтобы оно стало мягким, и, приготовленное таким образом (остается только глотать), вкладывал гостю в рот. Верх вежливости! Версаль!
Торжественно, с довольной улыбкой, без гримасы отвращения, приходилось проглатывать. Нельзя быть грубиянам!
О, неоценимое сокровище — искусство владеть собой!
Кускус мы запивали кислым молоком — овечьим или козьим. Потом была жареная баранина. Великолепная! И, конечно, без ножа и вилки.
После баранины — кофе. Пили мы его уже у костра, потому что наступила ночь.
Сытые до отвала, начали готовиться ко сну; здесь же. где и ели, — под фигой. Остатки от нашего угощения, и довольно значительные, отдали погонщику и зятю мука-дама, потому что гостями считались только я и мой махазни; а уж то, что осталось после них, пошло женщинам. И это была для них большая честь — лакомиться тем, что ели мужчины и гости!
Берберская женщина пользуется значительно большей свободой, чем арабка, не носит чаршафа, может беседовать (в присутствии своих мужчин) с посторонним, но и она не больше чем женщина.
Спать меня и махазни положили посредине, а по бокам легли мукадам и его зять (у старика был когда-то сын, но он погиб). Я потихоньку спросил у махазни, зачем они спят вместе с нами.
— Чтобы с нами ничего плохого не случилось. Если дикий зверь, змея, скорпион или враг в человеческом облике нападет, они своими телами защитят нас, — ответил он не без гордости, поскольку это были и его родные места.
