Учись. Вслушивайся в слова священной книги.
Таких учащихся здесь обычно собирается по три-четыре тысячи. Из Магриба, Египта, Ливийской пустыни, из далекой Индии…
Некоторые учатся до самой смерти. Другие же, пробыв достаточно время, уходят, и иногда имена их становятся знаменитыми. Это ученые и вожди, святые и предводители восстаний и бунтов, основатели сект и крупные купцы…
…Тени мечетей неправдоподобно вытянулись. Солнце вот-вот скроется за линией горизонта. С мечети Мауля Идриса муэдзин, приложив руки ко рту, начинает выкрикивать нараспев святые слова над головами правоверных, над городом, над пустыней. И сразу же со ста минаретов ста мечетей раздается тот же самый певучий возглас, тот же страстный призыв, та же молитва.
Маракеш
Когда караван, бредущий из дальних стран через уходящие в поднебесье вершины Высокого Атласа, достигает перевала, с которого виден вдали большой город, ощетинившийся среди пустынного бледа сотнями минаретов и окруженный изумрудной зеленью пальмовых рощ, из уст путников неизменно вырывается восхищенное и почтительное восклицание: "Маракеш! Маракеш!..* Они падают ниц, кланяясь не только Аллаху, но и городу, его прошлому могуществу, его многочисленным мечетям, розовокаменной Кутубии, мраморным гробницам саадийской династии, которая выбрала этот город, полюбила его, украсила дворцами, мечетями, стенами и многочисленными воротами, сложила в нем свои кости и славу свою увековечила в его славе.
Для людей из бледа, из пустынь и степей, с гор, из далеких оазисов, дуаров и касб Маракеш — столица, единственная настоящая столица страны, хотя султан уже давно в ней не живет.
В Марокко есть четыре столицы, в которых по обычаю более сильному, чем закон, может и в настоящее время жить владыка страны: Фес, Маракеш, Мекнес и Рабат. Последние два города стали столицами по капризу султана; первые — благодаря своему географическому положению, историческому, религиозному и культурному значению.
Насколько арабам ближе Фес, настолько подлинной столицей берберов может быть только Маракеш — красный город.
Отсюда, с площади Джемаа аль-фна, шумящей человеческим говором у подножия молчаливой, заглядевшейся на небо Кутубии, начали мы наше путешествие. Разрешите же мне как проводнику объяснить, почему именно отсюда.
Я не марокканец и не бербер. Это не мой город и не моя столица. Я — сын страны далекого севера, человек другой расы, говорящий на другом языке, придерживающийся других обычаев. Я руми.
