Приведя эту запись, не могу не упомянуть о том, что предложение Марии Николаевны Ермоловой поставить в свой бенефис в 1884 году «Орлеанскую деву» не встретило ни у артистов, ни у администрации театра никакого сочувствия, кроме А. И. Южина, увлекшегося ролью Дюнуа и впоследствии относившего ее к своим любимым ролям. Ермоловой пришлось настаивать на постановке и таким образом брать на себя ее успех или неуспех. Но тут был редкий случай, когда она сумела настоять на своем. Слишком это желание горело в ней. Артисты репетировали с недоумевающими лицами, относились к постановке «старой пьесы» как к странной фантазии Марии Николаевны. Предрекали неуспех. Дирекция совсем не пошла навстречу бенефициантке, и артистам выдали для костюмов какие-то лохмотья из гардероба Большого театра, оставшиеся после постановок опер. Так, Южин играл в костюме Рауля из «Гугенотов», хорошо известном публике по спектаклям Большого театра. Для Марии Николаевны сделан был костюм по какому-то странному рисунку, на котором были соблюдены все очертания фигуры, заключенной по моде того времени в высокий корсет, делавший талию тонкой и бедра округлыми. Кольчуга была сделана из материи, зашитой серебряными блестками. Весь костюм (доспехи) без шлема весил полпуда (когда много лет спустя спектакль был возобновлен и перенесен на сцену Большого театра, ей сделали латы из алюминия и более легкую кольчугу).
Постановка была небрежная, второстепенные роли были распределены между случайными актерами, мало подходившими к пьесе и зачастую вносившими в стихи Шиллера бытовой оттенок из пьес Островского… Они не чувствовали образа, не входили в него, в некоторых случаях даже не прочитывали внимательно всей пьесы. Играли кто как хотел, режиссерская часть отсутствовала. Декорации были сборные… Тряслись картонные стены, когда Ермолова разрывала бутафорские цепи в башне… Но делала она это так, что мы верили, что цепи эти – железные, а стены из тяжелого гранита.
Мое поколение возросло на «Орлеанской деве» и ей обязано, может быть, лучшими минутами артистического наслаждения за всю свою жизнь.
Я приведу несколько зарисовок тех ролей, в которых я видела Марию Николаевну и которые запечатлелись в памяти. Не так подробно, как предыдущая запись, – это, скорее, беглые впечатления юных лет. В них одно достоинство – это непосредственное переживание зрителя тех годов, и как таковое они могут иметь некоторое право на внимание читателя. Я привожу их не в хронологическом порядке, так как видела эти пьесы не всегда в первый год их постановки, а и по возобновлении. Записываю, как вспоминается.
