— Пусть они будут моими детьми.
И они стали жить у хана. Илбичи-Кара все худел и желтел и скоро совсем высох.
— Что с тобой? — спросил хан. — Ты болен?
— Когда вспоминаю мою родину, моих родителей — не чувствую вкуса ни к еде, ни к жизни.
— Нет ничего лучше родителей, — сказал хан. — Если ты скучаешь, завтра же отправляйся к ним.
На другой день хан набил одну часть переметной сумы едой, другую — для равновесия — золотом, поймал небесного цвета коня, дал сыну халат небесного цвета, соболью шапку и проводил его домой.
Илбичи-Кара переплыл девять рек, переехал через девять перевалов и увидел родной Кадын-Хем. Струйка дыма вилась над желтым чумом стариков, другая струйка — над его белой юртой. «Мои родители живы!» — радостно подумал он и заторопил коня. Из белой юрты навстречу ему выскочила красавица.
— Мой муж, который где-то шесть лет пропадал, едет домой с добычей!
И, подбежав, она схватила его коня за повод. Илбичи-Кара вспылил:
— Отцепись, проклятая! Не зря говорят: «Не висни на поводу едущего, не цепляйся за подол идущего?»
— Я не отцеплюсь. Ведь я — твоя жена. Ты привез мне добычу.
— Не жена ты мне! Ты — красная лиса!
— Ах так! Если я — красная лиса, то ты — серая кукушка! — крикнула красавица и ударила его серой палкой.
Илбичи-Кара превратился в серую кукушку. Он взлетел на ветку и посмотрел вниз. Шулбу-красавица отвязала от седла переметную суму, полную еды и золота, и внесла ее в юрту. «Не удалось мне увидеть моих родителей, не удалось поговорить с ними! — подумал бедный Илбичи-Кара. — Пусть хоть пение мое послушают!» — И он семь дней подряд куковал над их чумом. Он так жалобно куковал, что все деревья вздрогнули и почки на них лопнули. Он так горестно куковал, что земля оттаяла и из нее вылезла зеленая травка.
— Все кругом расцвело, как начала петь эта кукушка! — говорили его родители.
Илбичи-Кара перелетел через девять рек, девять перевалов и начал куковать в аале старика, у которого он три года пас овец.
Пока он куковал, расцвели цветы девяти цветов. Он полетел вниз по Чинге-Кара-Хему и сел на дерево, которое стояло над юртой Ак-Сагыш-хана.
— Когда поет эта кукушка, мертвый воскресает, погасший огонь возгорается! — говорили люди и, взявшись за руки, плакали.
— Если кто-нибудь убьет эту прекрасную птицу — голову тому отрублю! — сказал хан.
Через три дня к ханской юрте снова подошла желтая девушка. В ее руках был посох с тигровой головой.
— Он опять попал в черную книгу шулбусов! — сказала девушка, глядя на кукушку.
