Что же касается книги Кальдерини, то она, имея немало общего с исследованием Каркопино, в то же время, бесспорно, несколько уступает ему по владению рассматриваемой проблематикой, широте и глубине охвата темы, полноте привлекаемого материала и интересна в основном рядом конкретных соображений автора по хронологии отдельных остракофорий и некоторым другим вопросам (как, например, вопрос о 6000, которые итальянский исследователь вслед за Плутархом признает кворумом). Впрочем, следует отметить обстоятельство, из-за которого мы, собственно, и назвали работы Рейнмута и Кальдерини началом нового этапа в изучении остракизма. В них (особенно у Кальдерини) едва ли не впервые в достаточно широких масштабах предпринимается попытка комбинировать данные нарративной традиции с эпиграфическими свидетельствами (материалом острака). Действительно, такой подход в полном смысле слова назрел: количество найденных остраконов к этому времени перевалило за полтысячи, и игнорировать эти памятники уже не было никакой возможности.
Следует, на наш взгляд, дать общую характеристику того этапа или периода в исследовании интересующего нас института, который открывается только что названными исследованиями, и продолжается, как было сказано, и поныне. Основными чертами историографии вопроса теперь являются следующие. Во-первых, использование информации, содержащейся на остраконах, становится все более и более активным и интенсивным; данная категория источников занимает, наконец, подобающее ей место в контексте проблематики остракизма. Иногда имеют место даже известного рода издержки, и материал острака занимает в литературе едва ли не большее место, нежели сообщения письменных источников, что, по нашему мнению, все-таки не совсем верно. Во-вторых, происходит резкое, многократное возрастание количества работ об остракизме по сравнению с довоенным периодом. Этот количественный рост сопровождается весьма значительным расширением спектра аспектов темы, привлекающих внимание ученых. В-третьих (и тут приходится говорить уже скорее о негативной, чем позитивной черте, хотя она тесно связана с предыдущей), к сожалению, для всей современной историографии остракизма характерно некоторое «мелкотемье», стремление исследователей максимально подробно осветить самые мелкие и частные детали и нюансы проблематики в сочетании с не вполне понятным нам нежеланием говорить о теме in extenso, как о некоем целостном единстве. За деревьями в какой-то степени не стало видно леса; ощущается явный дефицит обобщающих работ об остракизме, которые ставили бы его в контекст политической жизни и политической системы афинского полиса. Пока не появляется, так сказать, второго Каркопино, и такая ситуация тем более болезненна, что «первый Каркопино», как мы говорили выше, устарел и не отражает современного состояния изучения темы. Разумеется, говоря эти не очень-то радостные слова, мы не хотели бы быть чрезмерно категоричными. Из всякого правила есть исключения, и, как мы увидим ниже, работы общего характера об остракизме все-таки имеются. Однако их значительно меньше, чем могло бы (и должно было) быть. Увлечение мелкими сюжетами хорошо тогда, когда оно не становится самоцелью, а служит в конечном счете лучшему пониманию сюжетов более значительных.
