, но автор, упомянув о них, в дальнейшем практически не пользовался этим материалом, опираясь исключительно на письменные источники.
В целом можно сказать, что вплоть до второй мировой войны тема остракизма отнюдь не была сколько-нибудь приоритетным направлением изучения древнегреческой истории, и в исследовательской литературе она оказалась отражена довольно скудно. Не считая перечисленных выше монографий, можно назвать лишь несколько специальных статей, посвященных в основном частным сюжетам, связанным с отдельными конкретными остракофориями[215]. Естественно, в той или иной мере затрагивался вопрос об остракизме и в ряде работ по проблематике более общего характера[216]. Однако это были скорее разрозненные упоминания, нежели попытки трактовать тему во всем ее объеме. Наиболее же слабым местом всей довоенной историографии по интересующей нас здесь проблематике было, как мы уже сказали, явно недостаточное внимание к остраконам, в результате чего практически все указанные работы к настоящему времени, к сожалению, приходится считать в той или иной мере устаревшими, не отражающими состояния проблемы (сказанное в известной степени относится даже к фундаментальному труду Каркопино). Нам известно лишь одно исключение — статья А. Кёрте «Об афинском суде черепков»[217], автор которой активно привлекает для своих выводов данные, почерпнутые из надписей на острака с Керамика. Конечно, остальных ученых во многом можно понять: находок острака в этот период было еще немного, и никто не мог предсказать, что скоро эти памятники появятся буквально в массовом количестве.
Собственно, именно последнее обстоятельство в значительной мере стало одной из причин выхода изучения остракизма на принципиально новый этап. Этот этап начался в 1940-х гг. и продолжается фактически по сей день[218]. Точкой отсчета в данном случае можно назвать выход двух обобщающих работ об остракизме. Одна из них — большая статья в Realencyclopâdie Паули — Виссова, принадлежащая перу немецкого исследователя О. Рейнмута (1943)[219], а другая — монография итальянского антиковеда А. Кальдерини[220]. В соответствии с жанром работ их авторы стремились всесторонне осветить круг основных проблем, связанных с остракизмом, специально останавливаются на дискуссионных вопросах с целью внести в них ясность. Рейнмут относит введение остракизма ко времени реформ Клисфена, отдавая, таким образом, сообщению «Афинской политии» Аристотеля преимущество перед фрагментом F6 Андротиона. Он считает, что остракофории проводились в промежутке между началом января и концом марта на юго-западной стороне Агоры; им предшествовала пробулевма (предварительное решение Совета Пятисот), утверждаемая на одном из заседаний экклесии (прохиротония). Ни на этом предварительном голосовании, ни на самой остракофории не было каких-то заранее обозначенных, официальных «кандидатов» на изгнание, то есть каждый афинянин мог писать на черепке чье угодно имя. Ученый склоняется к мнению, что упоминание Лисием двух остракизмов Мегакла, сына Гиппократа, и Алкивиада Старшего не отражает действительной картины вещей. По вопросу о числе 6000 он колеблется, признавая, что есть аргументы в пользу интерпретаций как Плутарха, так и Филохора.
