. В диалоге «Сократ» Деметрий в неизвестной нам связи говорит об остракизме Аристида (FGrHist. 228. F43), указывая — вполне в русле устоявшейся к его времени точки зрения, — что эта мера применялась к людям знатным и вызывавшим зависть у сограждан (τοίς έξ οίκων τε μεγάλων καί διά γένους όγκον έπιφθόνοις).
Хронологически стоит уже в начале эллинистической эпохи, но стадиально также должен быть причислен к авторам, завершающим классическую традицию, Филохор — последний и самый крупный представитель аттидографического жанра, живший в конце IV — первой половине III в. до н. э. Из «Аттиды» Филохора до нас дошел чрезвычайно важный фрагмент (FGrHist. 328. F30), являющийся самым ранним из дошедших до нас свидетельств, в которых изложена сама процедура проведения остракизма[55]. Аттидограф сообщает о предварительном голосовании в народном собрании по поводу остракизма, о процессе подачи черепков на афинской Агоре, о подсчете этих «бюллетеней», отмечая при этом, что минимальным количеством поданных против одного лица голосов, необходимым для его изгнания, было 6000. Далее историк останавливается на сроке и условиях пребывания в изгнании лиц, ставших жертвой остракизма. Инициатором принятия закона об остракизме Филохор называет Клисфена, стремившегося изгнать сторонников низвергнутых тиранов; причиной применения этого закона он считает подозрения по поводу возможности нового установления тирании. Во фрагменте указывается также, что обычай остракизма вышел из употребления после изгнания Гипербола, подвергшегося ему διά μοχθηρίαν τρόπων.
Иногда считается[56], что интереснейшие сведения, приводимые Филохором об остракизме, восходят к Феофрасту. Позволим себе не согласиться с этим мнением. Филохор — афинский уроженец — специально и углубленно занимался вопросами истории родного полиса, в том числе и интересующим нас здесь. Он опирался и на предшествующую афинскую историческую традицию (в том числе аттидографическую), и, несомненно, на непосредственную собственную работу с документами[57]. Вряд ли у него была прямая необходимость ставить себя в полную зависимость от сочинения Феофраста — чужака в Афинах, писавшего об остракизме лишь постольку, поскольку это лежало в русле общегреческих государственно-правовых реалий.
* * *
После Филохора в нарративной традиции об остракизме обнаруживается (во всяком случаи, при нынешнем состоянии источников) значительная хронологическая лакуна, охватывающая большую часть эпохи эллинизма и прекращающаяся лишь в середине I в. до н. э.
