— Понимаю, — сказал Гайдар, оглядевшись. — Я-то думал, что за гром, что за звон! А это, оказывается, у вас такой громкий будильник.
— Да, — сказал Сашка.
— Нет, — сказал Митя, — это не будильник, а мы сами.
— Камень мы нашли, — сказал Кешка. — Этот, волшебный. Горячий.
— Нашли! — сказали ребята и побыстрее отвернулись.
На горе возле дороги лежал большой обломок розового гранита.
— Вот, — сказал Митя и скромно отошел в сторону, пропуская вперед Гайдара, Сашку и Кешку.
— Остыл маленько, — сказал Сашка деловито и подальше отодвинул носком сапога валявшиеся возле камня угли. — Еще теплый.
Глубоко и неровно в гранит были врезаны слова:
«Кто разобьет, тот помалодеет и жизнь начнет другую…»
— Вот, — сказал Митя в отдалении. — Разбивайте и живите. Нам не жалко.
Гайдар медленно опустился возле камня на колени, снял и бросил на землю свою шапку-кубанку.
— Как же быть? — спросил он. — Ведь и у меня была жизнь… хорошая.
Казалось, что и вправду Гайдар не знает, что ему делать: молодеть или не молодеть. Наступило долгое молчание. И ребята не выдержали.
— Аркадий Петрович! — сказал Митя отчаянным шепотом. — Милый Аркадий Петрович, не расстраивайтесь и не думайте! Мы все наврали. Камень мы этот сами сюда прикатили.
— Все на нем написали сами, — сказал Сашка.
— Понарошку, — сказал Кешка, утешая Гайдара. — Какое тут может быть волшебство! Вон — деревня, а вон — станция.
Гайдар поднял голову. Улыбка еще не появилась на его плотно сжатых губах, только в глазах, из одного глаза в другой, как рассказывал после Сашка, прокатилось какое-то смешное колесико.
Он наклонился над камнем.
— Да, конечно, — сказал он, — волшебник бы так не написал: «помалодеет». Они, волшебники, грамотные были. Пожалуй, что это действительно вы сами написали.
Вдруг он рассмеялся.
— Как это ты сказал? — спросил он у Кешки. — «Какое тут может быть волшебство! Вон — деревня, а вон — станция». Очень хорошо!
Он достал тетрадку и что-то долго в нее записывал.
— Сказка теперь будет кончаться так, — сказал Гайдар. — «Был на той горе и я однажды. Что-то у меня была неспокойна совесть, плохое настроение. «А что, — думаю, — дай-ка, я по камню стукну и начну жить сначала!»
Однако постоял, постоял и вовремя одумался.
«Э-э! — подумал я. — А что же, в самом деле, скажут, увидав меня помолодевшим, соседи?» — «Вот, — скажут они, — идет молодой дурак! Не сумел он, видно, одну жизнь прожить так, как надо, не разглядел своего счастья и теперь хочет то же начинать сначала».
