На заросшей ромашками поляне перед домом была туго натянута белая волейбольная сетка. Поодаль на горе стояла маленькая часовенка, в которой помещалась колхозная трансформаторная будка. А вся местность вокруг до самой реки густо заросла мелким осинником, волчьей ягодой и черной смородиной.
В памятный день, о котором идет речь, Аркадий Гайдар был невесел: утром на прогулке сын Тимур испугался лягушки.
Большая зеленая лягушка сидела под смородиновым кустом у крыльца и тихонько покряхтывала: «Кхе-кс! Кхе, кхе, кхе-с!» Тимур обошел куст стороной, поближе к дому, и часа два смирно играл на террасе в кубики. Вечером он решительно отказался слушать сказку про злюшину-лягушку.
— Конечно, — сказал Гайдар, нахмурившись, — я тебя понимаю. Страшно. Но знаешь что, сын? Есть такое слово: стыдно. Стыдно — это хуже, чем страшно. А лягушек бояться — стыдно.
Ночью Тимур стонал во сне, ахал и бил кулаком по кровати.
— Он болен, — тревожно говорила мать. — Или ему снятся лягушки?
— Ничего подобного, — ответил Гайдар. — Ему снится рогатое чудовище, похожее на соседскую корову. И он дерется с чудовищем на кулачки.
Гайдару не хотелось, чтобы сын у него вырос трусом.
Утром они уплыли на лодке по реке «в далекое синее море». Так было сказано матери.
Это было чудесное путешествие.
Старый лодочник приготовил для них на пристани самую лучшую лодку. Мать положила Тимуру в сумку бутерброды с ветчиной и хлеб с маслом. В ларьке у пристани Гайдар купил две бутылки с вишневой водой и связку бубликов.
С такими запасами можно было плыть на край света. И они уплыли.
Гайдар греб сильными короткими взмахами. Лодка то стремительно неслась посредине реки, то вдруг с шуршанием и свистом врезалась в камыш и осоку. Мир тогда исчезал от путешественников. Оставались вокруг только зеленые стебли высокой речной травы, синее небо, а в небе — стрекозы и облака.
— Папка, — кричал Тимур, — заблудимся! Не туда!
— А тебе куда надо? — серьезно спрашивал Гайдар.
Лодка долго кружилась по реке. Путешественники съели бублики и ветчину и выпили вишневую воду.
Когда им снова захотелось есть и пить, лодка неожиданно сильно ткнулась носом в песок. Тимур обрадовался — стало быть, приехали: либо домой, либо к далекому морю.
Но Гайдар молча вышел из лодки на берег. Он огляделся, покачал головой и сказал сурово:
— Пошли! Начинается самый главный поход. Раз! Два! Левой!
Шли они долго. С тропинки свернули направо, а потом налево. Сразу три лягушки — две зеленые и одна коричневая — соскочили с большой моховой кочки. Черный уж с золотой короной на затылке прополз в траве. Собрался было Тимур испугаться и заплакать, но… «раз, два, левой — идет ход-поход, кто же плачет в походе?» А Гайдар еще раз свернул налево и еще раз направо. Вот как будто увидел Тимур знакомый гриб-мухомор среди тонких листьев папоротника, но опять разделилась и свернула тропинка в сторону. Мало ли мухоморов растет в темном и страшном лесу! Кончился осинник, замелькали вокруг красные и черные ягоды. Остановился Гайдар. Остановился Тимур.
