Ждать пришлось минут двадцать. Я сидела, не шелохнувшись, чтобы ненароком не разбить кофейную чашку и вообще чтобы не сказали, будто из будуара что-то пропало после моего посещения. Наконец, заглянула Франсуаза и кивнула: господа зовут мадемуазель Колло в кабинет к хозяину. Проводила по коридору, подсказала: сюда. Я вошла…
О, мсье Дидро! Первое впечатление было самым ярким: карие глаза (левый чуть косил), очень добрые, смеющиеся, и веселая улыбка — так улыбаются люди, знающие себе цену. Матовое негрубое лицо. Седоватые, чуть взъерошенные волосы. Нос слегка приплюснутый и с большими ноздрями… Сразу захотелось нарисовать его портрет.
При моем появлении он привстал, сделал приглашающий жест рукой. Я присела в бархатное кресло. Он заговорил — голос его оказался выше, чем я ожидала, ближе к тенору, нежели к баритону:
— Рад знакомству, мадемуазель Колло. Мне жена поведала о ваших невзгодах — искренне сочувствую. И готов помочь, если это будет в моих силах. Каковы ваши собственные планы?
Тяжело вздохнув, я ответила:
— Затрудняюсь сказать, мсье Дидро. Мастерскую отца, видимо, придется продать — он был главный в ней, без него ничего не выйдет. Я пока останусь жить на втором этаже, над мастерской, и на вырученные деньги собираюсь пойти учиться — я умею шить, вязать, рисовать… Но определенно пока не решила.
Тут вступила мадам Дидро:
— Тезка скромничает, у нее выдающийся талант рисовальщика. Надо ее отдать в хорошие руки — грамотному учителю, и который думал бы именно об учебе, а не о том, как бы затащить юную красотку к себе в постель.
Мсье Дени рассмеялся этой скабрезной шутке и с игривостью согласился:
— Да, да, я тебя понимаю, дорогая. Что ты думаешь о мэтре Лемуане?
Та, подумав, отозвалась:
— Неплохая кандидатура. У него немало учеников, правда, только юношей, но тем благотворнее — при девице сквернословить станут меньше. А почтенный возраст наставника станет гарантией от постельных домогательств.
— Хорошо, я поговорю с ним. И устроим встречу. Мари-Анн, приходите к нам в воскресенье на обед. К двум часам. Обязательно возьмите с собой свои работы — чтобы Лемуан убедился в ваших способностях… Он добряк известный, я уверен, что согласится. Вы не возражаете?
— О, мсье Дидро, — прошептала я, — у меня нет слов благодарности…
— Ну, покуда благодарить не за что. Ваша красота, простота и целомудрие растопили мое сердце, а талант, я надеюсь, тронет сердце старины Жан-Батиста.
Рассыпаясь в благодарностях, я откланялась.
