— Вам не кажется, ваше величество, что змея ни к чему? Странно, что нет седла. Царь — и без седла! Это принижает его образ. Отчего хвост коня такой длинный? Я не видел в натуре таких лошадей. И лицо Петра какое-то неживое. Не внушает благоговения. — И так далее.
Наконец, она остановилась с той стороны, где Петр простирал свою длань, и с улыбкой обернулась к Фальконе. Протянула ему руку.
— Вы меня по-хорошему удивили, мэтр. Все великолепно. Памятник у Растрелли не волнует. Он во многом повторяет известные образцы — изваяние Марка Аврелия, например. Нет, Растрелли, конечно, мастер, ничего не хочу сказать, но его Петр скучен. А ваш! А ваш! Это просто чудо какое-то. Ни в одной из столиц Европы нет ничего подобного.
Наклонившись к руке императрицы, Фальконе прикоснулся губами к ее перчатке.
А Бецкой, судя по всему, не хотел сдаваться. Продолжал бубнить:
— Нет, а хвост? А змея? А отсутствие седла? Нешто вам по вкусу?
Бросив на него ироничный взгляд, самодержица рассмеялась:
— Ах, Иван Иваныч, будет вам петушиться! Что вы придираетесь, толком не разобравшись? Хвост и змея служат для опоры вздыбленного коня, это же понятно. И седло не нужно — шкура медведя и змея — суть предметы аллегорические, неужели не ясно? Но в одном вы правы, друг Бецкой: мне лицо царя не понравилось тоже. Вся скульптура — натиск, мощь, движение, а лицо статично. Нет какого-то озарения и огня во взгляде. Надо доработать.
Фальконе молча поклонился. У Бецкого же словесное извержение продолжалось; вынужденный смириться с августейшей оценкой малой модели памятника Петру, он решил взять реванш скульптурой императрицы.
— А еще хотел бы рекомендовать вашему величеству посмотреть новую работу нашего мэтра. Вот взгляните, сделайте милость. Узнаёте оригинал?
Подойдя поближе, государыня замерла на какое-то мгновение, а потом расхохоталась.
— Это я? Господи помилуй! Вот не ожидала. Да еще характер верно схвачен. Как же вы смогли, не увидев меня ни разу?
Фальконе снова поклонился.
— Я уже отвечал на подобное удивление генерала Бецкого. И признался, что портрет вашего величества вылеплен не мною, но моей помощницей — мадемуазель Колло.
— Вот как? Где ж она? Я хочу с нею познакомиться.
Мне пришлось выйти из стоявшей поодаль группы наблюдающих.
— Ближе, ближе, мое сокровище, — неожиданно сказала императрица. — А какая красавица! Сколько лет вам, милое дитя?
Я присела в книксене.
— Девятнадцать, ваше величество.
— Восхитительно! Мадемуазель скульптор! Первый раз встречаю. Очень рада видеть вас в Петербурге. Не хотите ли принять заказы от меня? Расплачусь по-царски.
