Кёнигсберг встретил нас и вовсе прохладой — начался октябрь, нам пришлось облачиться в теплые чулки и фуфайки. По приезде к вечеру прогулялись берегом реки и столкнулись с маленьким, чуть ли не карликового роста, господином в парике и с тростью. Он приветственно приподнял треуголку, поклонившись и слегка скривив рот; торопливой походкой двинулся дальше. «Знаете, кто это?» — ухмыльнулся Дмитриевский. «Нет, а кто?» — спросил Фальконе. «Знаменитый философ Иммануил Кант. Слышали о таком?» Мы не слышали, но про случай этот запомнили. И потом не раз хвастались в разговоре: «В Кёнигсберге мы встречались с самим Кантом…», вызывая в собеседниках уважение и живой интерес.
На границе пруссаки долго изучали наши подорожные и осматривали багаж. Дмитриевского заставили заплатить пошлину за картины, которые он вез; лицедей говорил, что уже платил французам при выезде из Франции и показывал таможенные бумаги, но пруссаки стояли на своем и грозили отобрать ценности либо не пустить артиста на родину, и ему пришлось раскошелиться. Наконец проехали. Быстро пересекли княжество Литовское, где никто нам не чинил никаких препятствий, и заночевали в Митаве — это было уже Княжество Курляндское. По-французски здесь говорили плохо, в основном по-немецки, и посредником нашим выступал Дмитриевский. Он на деле оказался очень образованным и начитанным человеком, знал восемь языков и красиво пел. Наше первое впечатление о нем как о попугае и фанфароне окончательно развеялось.
Моросящий дождь шел безостановочно, было холодно и промозгло. Александр подцепил насморк, без конца чихал и не отрывал от лица носовой платок — мы с Филиппом его лечили, но довольно безрезультатно, и решающую роль тут сыграла хозяйка постоялого двора, где мы останавливались: принесла банку с барсучьим жиром и велела растирать больного на ночь; и действительно — сильно пропотев, он поднялся утром как новенький.
Выехали после завтрака 9 октября и уже к обеду прибыли на границу с Россией. Русские пограничники отнеслись к нам вначале без особого пиетета, что-то лопотали на своем языке, рассматривая бумаги, но потом пришел офицер и, узнав, что мы едем по приглашению самой государыни, взял во фрунт. Сразу все заулыбались, засуетились, начали кланяться и вы-называть всяческие знаки внимания. Чинопочитание здесь вообще очень развито; за глаза начальство ругают на чем свет стоит, а в глаза поют дифирамбы и готовы облобызать все места.
