Иногда кажется, что фильмы Ланга с их чрезмерной декоративной стилизацией немногим отличаются от "абсолютного" или абстрактного кино. В этом контексте важно, что для изображения сна Кримхильды Ланг предпочел геральдически стилизованной анимации в духе Лотте Райнигер>117 манеру Руттманна, идеолога "абсолютного кино": неясные, по форме напоминающие птиц, темные плоскости разрывают абстрактную светлую птицу. Неслучайно и Мохой-Надь>118 поместил в свою книгу "Живопись, фотография, кино" (Мюнхен, 1927) из серии "Книги Баухауза" кадр из фильма Фрица Ланга "Доктор Мабузе, игрок" ("Dr. Mabuse, der Spieler"). Этот кадр из сцены спиритического сеанса, когда на серой поверхности круглого стола видны лишь белые руки, сплетенные в почти абстрактный орнамент (фигуры персонажей поглощены тьмой), очень напоминает рентгеновский снимок раковины.
Во второй части "Нибелунгов" очевидна полная смена стиля. "Месть Кримхильды" гораздо менее статична. Сама тема динамичнее, безудержнее, и она требует больше движения. Эпическая тяжеловесность "Смерти Зигфрида", ее замедленный ритм, воссозданная по мотивам народных песен идиллия любви и смерти уступают место стремительному crescendo, prestissimo, увлекающему всех причастных к смерти Зигфрида в роковой водоворот страстей.
Этот новый ритм разбивает застывшие группы, расшатывает продуманную композицию форм. Однако всякий раз, когда бургундская составляющая перевешивает гуннскую, Ланг возвращается к декоративно стилизованным формам. Так, например, на фоне развешанных на стене ковров, которые кажутся едва ли не цветными, он показывает три богато украшенных кровати, монументальных, словно саркофаги.
Однако чем дальше от Вормса, тем скорее исчезает эта застывшая монументальность, тем более очеловечиваются мизансцены: Хаген сидит на подвесном мосту, и в его фигуре уже нет ничего, что напоминало бы статую. Он непринужденно болтает ногами и, как зритель, с ироничной улыбкой наблюдает за отъездом Кримхильды в страну гуннов.
Когда "каменные башни", о которых писал Гейне, обрушиваются друг на друга, они теряют свою тяжеловесность, и герои в момент решающей битвы лишены того пафоса, которым было проникнуто их шествие вдоль рядов воинов к собору.
Гунны, напротив, изображены какими-то пещерными людьми, как нечто среднее между готтентотами и краснокожими. Они никогда не держат голову прямо, как германские герои, а всегда ползут по глинистой почве, словно скользкие рептилии, или прыгают в своем людоедском танце, задирая колени и странно выворачивая шею. Хагену достаточно распрямиться в полный рост, чтобы отпрыски "низшей расы" в страхе разбежались, словно крысы.
