Сестра Харуна-ар-Рашида | страница 22
«Кто она? — едва не вскрикнул Абуль Атахия, выпрямляясь. — Кому принадлежит эта гурия? Да ведь ока халифского рода! Но что она делает в доме работорговца? Вот удача так удача! Такая новость, если пожелает аллах, будет стоить больших денег!»
Он снова заглянул в щелку.
В углу комнаты на полу сидели мнимые жители Хиджаза. Риаш был старше, чем казался в лодке; голову его покрывали густые седые волосы. Что в действительности представлял собою этот человек, оставалось непонятным: лицо его ничего не выражало, взгляд был бесстрастный, отсутствующий, в позе — почтительность. Барра, та более всего походила на бывшую рабыню: немолодая, усталая, похоже, что из вольноотпущенниц…
Прямо перед сейидой, спиной к двери, сидела еще одна женщина.
«Атба! Ты тоже здесь?! — едва не вскрикнул Абуль Атахия. — Пытаешься утешить госпожу? О, аллах, я никогда не видел тебя с непокрытой головой! Черные волны пышных волос… Как бы хотел я их поцеловать! Десяток косичек, и на конце каждой пробитая с края золотая монетка или просверленный камешек-самоцвет. На ногах твоих розовые шальвары, расписанные зелеными побегами, вокруг шеи ожерелье, руки унизаны суварами и думлюджами».
Сердце Абуль Атахии билось так сильно, что казалось, вот-вот его удары будут услышаны в комнате; от неудобной позы ныла спина. Он затаил дыхание, переступил с затекшей ноги на другую и стал прислушиваться. Поначалу различал отдельные, громче сказанные слова, затем обрывки фраз, и наконец ничто уже не ускользало от его обострившегося слуха.
— Тебе не грозит опасность, сейида! — убеждала Атба. — Уверяю тебя!
— Не могу я, поверь, не могу!
— Прошу тебя, не расстраивайся!
— Что-то подсказывает моему сердцу — я вижу сыновей последний раз.
— Не приведи аллах, сейида! — воскликнула Атба, и косички ее задрожали. — Ведь ничто не изменилось. Разве Риаш не явится сюда по первому твоему зову? Наступит день, аллах милостив, когда ты не будешь больше разлучаться с детьми!
— Этому никогда не бывать, — грустно покачала головой женщина. — Я чувствую, что последний раз в жизни обнимаю их, целую, прижимаю к груди. — Она умолкла, вытащила шелковый платочек, обшитый парчовыми нитка-мп, вытерла слезы и затем проговорила: — Ты же знаешь, в руках моего брата-тирана всесильная власть, нет в его сердце места ни жалости, ни состраданию. Пусть вокруг гибнут от голода и жажды, тают от любви — ему ни до кого нет дела. Он требует лишь исполнения своих желаний.
— Увы, сейида, — громко вздохнула Атба, — все мужчины одинаковы. Они господа положения, и они любят себя куда больше, чем нас. Им дозволено то, что нам запрещается. Мужчина имеет несколько жен, забавляется с рабынями и наложницами. А бедная женщина не вправе даже выйти замуж за того, кого любит…
