Поднявшись на берег, Абуль Атахия быстро зашагал в северном направлении, пересек Хорасанский тракт, отказался от услуг погонщиков с мулами, поджидавших пешеходов возле Хорасанских ворот, и свернул на узкую улицу, которую называли Дорогой к жилищу рабов. Большинство лавок было заперто, но город еще бурлил; вдыхая освежающий вечерний воздух, прохожие не спешили расходиться по домам, толпились возле мечетей.
Усадьба Фанхаса по своим размерам и пышности напоминала дворец визиря. И неудивительно — работорговец был баснословно богат, его постоянными покупателями были халифы, эмиры, высшая придворная знать. Как только поступала очередная партия молоденьких рабынь или соблазнительных мальчиков, по Багдаду распространялись заманчивые слухи, работорговец засылал наушников, и вскоре в Дар ар-Ракик съезжались посредники — поэты, певцы, фавориты, чтобы посмотреть «товар» и заключить сделки. Абуль Атахия тоже выполнял подобные поручения и всякий раз с солидным барышом. Заглядывал он к Фанхасу и по более прибыльным делам.
Сегодня он очень спешил. Несмотря на богатство, иудей вечерами не наслаждался музыкой и песнями, не тянулся к выпивкам или любовным утехам. Его преследовала единственная и неотступная страсть — заполучить деньги, набить сундуки золотом. Чем безудержнее распутничали и изощрялись в наслаждениях именитые багдадцы, тем больше преуспевал работорговец. Обычно на закате солнца он садился ужинать, а когда мусульмане отправлялись на вечернюю молитву, шел спать.
«Лишь бы старая иудейская ермолка не уснула, лишь бы помешала бессонница!» — молил аллаха Абуль Атахия и, подойдя к Дар ар-Ракику, с превеликой радостью увидел, что дом работорговца ярко освещен.
— Здорово мне везет! Отличный признак! — подбодрил он себя, сворачивая на аллею, тянувшуюся к усадьбе, и замедлил шаги.
Впереди, возле ворот, на двух мулах маячили фигуры людей, что-то державших перед собой.
«Странно, никак еще кто-то держит путь к Фанхасу? Не по тому же ли дельцу? Ночь — не время для обычных торговых сделок, — встревожился Абуль Атахия и, стараясь быть незамеченным, подкрался поближе, рассмотрел ездоков и, к удивлению, узнал в них бедуинов с детьми. — Вот тебе раз! Ладно, хоть никто меня не опередил. Возможно, мальчики — рабы, которых привезли на продажу? — подумал он, прячась за дерево. — Не мешало бы установить поточнее… Впрочем, это маловероятно: мужчина и женщина не похожи на перекупщиков. Они бедуины, а вольные жители пустыни не занимаются работорговлей. Что все это значит? Надобно дознаться…»
