Он схватил Егорку за волосы и начал трепать, приговаривая:
— Не разевай рот, паршивец; смотри за чем приставлен… смотри…
Мелькало искаженное от страха лицо Егорки, болталась сумочка за плечами, и в такт порывистым движениям мужицкой руки у него вырывались сдавленные крики:
— А, а, а!..
И едва лишь Егорка вырвался от Ильи Никитина и пробежал несколько шагов по улице, как перед ним новая гроза выросла.
— Ты куда же это задевал мово теленка, затряси тебя лихоманка?! — преграждая дорогу, наступила на него Евлеха Колганова, страшная и шумливая старуха, с рябым морщинистым лицом и торчавшим изо рта черным зубом. — И где я его теперича искать буду, такой ты разъэтакий.
Евлеха стояла перед Егоркой, не давая ему двинуться с места, злобно вращала мутным бельмом, занимавшим полглаза, и орала на всю улицу, тыча костлявым кулаком ему под нос.
— Драть тебя, проваленного, надыть, и отца-то твово, мошенника, вместе с тобою. Ах, такие-сякие… деньги берете, а за скотиной не смотрите!..
— Ты зачем это, разбойник, все бока исполосовал нашему теленку? Какую ты имеешь праву бить чужую скотину? — встретила его другая старуха, размахивая руками. — Ах ты, живодер… да я тебя!..
И много пришлось Егорке выслушать брани и упреков, пока он не добрался до дому. Кто ругался за убежавшего неизвестно куда теленка, кто за потравленный хлеб, а некоторые вместе с руганью награждали его и стукотушками.
Егорка и не думал даже обижаться; он чувствовал себя виноватым чуть ли не перед целым миром и желал бы одного только — скорее до дому, забиться куда-нибудь в укромный уголок чтобы не слыхать ни шума, ни ругани и скорее заснуть.
На утро мать насилу добудилась Егорки. Свернувшись комочком, крепко спал он под навесом на соломе, и только когда в его сонном мозгу вставали и путались дневные впечатления, он вздрагивал всем телом и торопливо бормотал:
— Куз… Куз… Кузька!.. Беги!., беги скорее! Эй, ты!.. Кузька, леший!
Когда он гнал свое стадо в поле, провожавшие телят бабы наказывали:
— Смотри, паршивец, опять не растеряй их. Рот-то не разевай там, гляди в оба.
Пригнав на место телят, Егорка не расселся на лугу и не занялся игрою, как прежде, а принял строгие меры предосторожности.
— Ты, Кузька, зайди вон с той стороны и ходи около них, а я тут буду, и как чуть что — мы их прямо в реку.
Сам Егорка ходил взад и вперед с другой стороны, держа в одной руке палку, в другой длинный кнут и зорко смотрел за телятами. Те некоторое время ходили спокойно, как будто ничего и не замышляя опасного, но как только стало пригревать поднимающееся солнце, опять замахали хвостами, тревожно оглядываясь по сторонам, опять торопливее заходили по лугу.
