Бу алак, не мог их оставить одних, но в то же время не был склонен отправлять меня с кем-то другим из арабов, отчасти потому, что серьезно воспринимал взятую на себя ответственность, а отчасти, видимо, и потому, что рассчитывал получить от меня подарки в случае благополучного возвращения.
Так и проходили в убийственном однообразии дни, недели, месяцы. Когда исчерпались разговоры на топографические и этнографические темы, ничто больше не связывало меня с моими спутниками. В пустыне, этом замкнутом мире, они на разные лады могли повторять лишь старые, неисчерпаемые для них рассказы о верблюдах и набегах за добычей, и я очень скоро был сыт ими по горло. Вначале с самыми понятливыми и образованными я вел серьезные беседы об их недостойной жизни и пытался склонить их сделать первые шаги к ее перемене, к переходу на полезную деятельность и оседлое жительство. Были среди них даже такие, кто, следуя распоряжениям старого Абд ал-Джлиля, предлагал остаться в Борку и жить сбором фиников в тамошних долинах и возделыванием земли под хлеб. Однако отсутствие привычки к регулярной работе, нехватка рабов и уже упоминавшиеся трудности в вопросе с одеждой так и не позволили серьезно отнестись к этим предложениям и в конечном счете все разбилось о гордость кочевников. Они охотно заявляли: «Мы живем, конечно, только несправедливостью и грехом, но каким же другим образом могли бы мы зарабатывать себе на жизнь, не работая? Ведь наши предки никогда не работали и было бы позором и предательством оставить подобный обычай этих столь уважаемых жителей земли. Для чего же еще и появляются на свет эти проклятые керада, как не для того, чтобы работать на людей, стоящих выше их!».
Благосклонная судьба еще раз подбросила мне кое-какие занятия. Когда все мои попытки добраться до Эннеди провалились, я постарался хотя бы собрать возможно более точные сведения об этой местности и столкнулся при этом с рабыней некоего Абдаллаха бен Салима. Это была молодая женщина-бидейят, которая, хотя и родила от своего хозяина ребенка, содержалась по большей части в цепях из-за прежних многочисленных попыток к бегству. Но поскольку позднее она, как видно, примирилась с судьбой и выражала большую любовь к своему ребенку, ее иногда для проверки освобождали от оков. Когда пришла весть о том, что один из сыновей ее хозяина, юноша, едва вышедший из детского возраста, во время того же неудачного набега также попал в плен к ее соплеменникам, она выразила такую искреннюю скорбь, что Абдаллах бен Салим был склонен воспользоваться ее предложением лично освободить и доставить домой его сына, а пока что позволил ей передвигаться свободно. Она немедленно сбежала со своим младенцем, но уже в Эллебое ее снова схватили и с этого момента постоянно держали в цепях.
