За столом последовал отчаянный призыв по-испански:
— Воды, воды!..
Роберт понимал по-испански достаточно, чтобы сообразить, что человек просит воды, и решил, что он, наверно, серьезно ранен, если остался тут.
— Через минуту я вернусь, — пробормотал он; карабкаясь по склону рва. Он вернулся в контору, зажег опять лампу, надел на себя пояс мистера Багнелль, затем налил из Стоявшего в углу бочонка воды в кувшин, зажег фонарь и, взяв в руки то и другое, решительными шагами вернулся ко рву.
Раненый тихо стонал, и Роберту пришлось приподнять ему голову и приблизить кувшин к его губам. Он стал жадно пить, затем откинулся назад, произнося слова благодарности уже по-английски.
— Вы говорите поанглийски? — спросил с удивлением Роберт.
Раненый едва заметно кивнул головой.
— Вам плохо лежать здесь… Могу я помочь вам дойти до конторы?
— Я… совсем умираю… если вы… не снесете…
Между каждым еловом наступала мучительная пауза.
При свете своего фонаря Роберт пытался определить характер ранения. Но пока он старался решить, как лучше поступить, человек лишился чувств. Испуганный этим, Роберт поднял его возможно осторожней и направился к конторе, еле двигаясь под своей тяжелой ношей. Он наконец донес раненого до конторы и уложил его на свою кровать, затем разрезал сорочку и стал обмывать и перевязывать глубокую рану на его груди, — из нее все еще продолжала сочиться кровь. Когда Роберту удалось остановить ее, он накрыл своего пациента одеялом и обмыл ему лицо холодной водой. Немного спустя раненый пришел в себя на несколько секунд, но сейчас же снова погрузился в тревожный бред.
Всю ночь просидел Роберт возле незнакомца. Как это ни казалось ему странным впоследствии, он не мог припомнить ни минуты страха с того момента, как он нашел раненного горного брата.
Когда солнце поднялось над горизонтом, раненый пришел в себя. Движением руки он подозвал Роберта поближе.
— Моя жизнь кончена… — сказал он едва слышным шопотом. — Вы были… добры ко мне… Я хочу… — сильная боль исказила его черты, и он слабо простонал: — Воды…
Роберт поддерживал его, пока он пил, и спросил с искренним участием:
— Не могу ли я что-нибудь для вас сделать?
— Теперь нет… Все скоро кончится…
— Может быть, вы хотите передать какую-нибудь весть?
— Да… одну. У меня… есть… есть дочь: ей надо дать знать, что я умер. Она… хорошая девушка…
— Где она?
— В Конейосе… живет у деда… Зовут мою дочь Чита… Я был в одной гациенде работником, скорее — рабом, я не мог вынести этого… Я надеялся отслужить долг, а жену с дочерью отослал к своему дяде… Жена умерла, а дочь Чита не знает… что я теперь бродяга, что я попал в горные братья… Не говорите ей этого.
