— Чего сидят, а? — спросил Иван.
— Из школы. Степана дожидаются чтой-то.
Они замолчали.
— Воды в рот набрала, — шутя сказал топотом Саша.
Чтобы не было скучно ждать, мы тихонько условились, что скажем "тише, дети"…
— Брандиха не знает наверно и съест, — прошептал Саша. После этого Витя, тоже шопотом, проговорил:
Тише, дети,
кошка сдохла,
кто промолвит,
тот и съест…
Мы замолчали. Я сжал губы и, чтобы не рассмеяться и не сказать чего-нибудь, смотрел в пол.
Ребята жестикулировали и дергали друг друга за куртки. Брандиха стояла к нам спиной, и спиной же сидел Иван, и ребятам страшно хотелось, видно, что-то о них сказать… Но никто не хотел "съесть кошку". Они указывали им в спину пальцами, зажимали рты и улыбались до ушей. Я успел это заметить, когда мельком взглянул на них. Потом я поспешил опять опустить голову вниз, так как молчать было трудно.
В передней громко звякнуло ведро.
— Кто там? — крикнула Брандиха.
— Съела! — прошептали мы все сразу, прыснули и прижали ко рту ладони.
В это время вошел отец Бранда. Он удивленно посмотрел на нас.
— Школьники из школы ванькиной, тебя дожидаются.
Пока Брандиха это говорила и отец-Бранд снимал пальто, мы облегченно вздохнули и громко засмеялись.
Все мы спешили сказать хоть по одному слову — так трудно насильно молчать.
— Что, ребятки, скажете? — спросил он и уселся против нас. Голос у него был спокойный, даже ласковый. Мне показалось странным, что у Бранда такой отец.
Мы переглянулись. Не знали, как начать. А потом заговорили все сразу. Правда, совсем не было порядка в том, как мы говорили. А еще условились по дороге о порядке.
Мы говорили, перебивали друг друга, говорили по-двое, по-трое сразу. Бранд-отец, я успел это заметить, сначала улыбался, смотрел на нас ласковыми глазами, потом стал смотреть в пол, и лицо его сделалось хмурым.
— Он — плохой мальчик, злой и задира, — сказал Саша.
— О нем говорят в отряде, он плохой пионер, — вставил Иванов.
— Ведь при советском правительстве нельзя смеяться над другими нациями, а он у нас мучает одного мальчика еврея, Рейзина, — возмущался Витя.
— Слышала, мать? — сердито спросил он Брандиху. Она только передернула плечами. Пожал плечами и брат ее.
— Ладно, ребята, будет с ним разговор. Жалко, дома его нет. При вас бы высек, даром что знаю — злая штука — порка… А будет… Занят я очень, вот и распустился он совсем, — говорил он, провожая нас до двери.
Мы ушли, уверенные, что все штуки Бранда кончились.
— А отец совсем не такой, как сын, заметили? — спросил Витя, когда мы вышли.
