Янычары выдвинули свои ятаганы и стояли с непроницаемыми лицами. Но голос проник в комнату, где лежал Хемницер в приступе лихорадки. Целыми ночами напролет Хемницер кашлял и задыхался. Все же услышал знакомый голос, приподнялся и крикнул:
— Впустите, впустите его!
Иван Иванович встретил дорогого гостя, как самого близкого человека. Остаток дня и весь вечер они не расставались, рассказывали друг другу про все случившееся за эти два года. Хемницер жаловался:
— Когда из христианского, православного мира, оставя друзей, родных, Отечество, вдруг увидел себя посреди неизвестной земли, да еще один, без друга, без родных, — как снести боль? Кроме Отечества, Петербурга, нет для меня спасения! Кажется, жизнь осталась там, вдали, а тут — тоска, одиночество, да вот еще болезни.
Потом он, закрыв глаза, попросил:
— Теперь ты говори, где был, что видел.
Мишель, как мог, красочно описал свое пребывание у Мариетты, странствия по Средиземному морю.
Иван Иванович, помолчав, снова возвратился к прошлому:
— А помнишь, в Петербурге? Музыка Бортнянского, театр Дмитриевского, Княжнина, наши вечера у Бакуниных. Красота! А тут, кажется, будто съежилась душа моя, как улитка, будто воздуха ей не хватает.
Михаил кивал. И он испытывал нечто похожее.
— Не устали, Иван Иванович?
— Что ты, голубчик, твоя речь мне как лекарство. — Опять помолчал, откашлялся. — А ты знаешь, все эти янычары, что меня охраняют, тоже нехудые люди, они делаются все глаже и глаже.
— Еще бы! С вами-то, — откликнулся гость.
— Что ты думаешь делать дальше? Не возвращайся к этим пиратам!
— Нет, нет, ни за что!
— Худо русскому человеку тут. Мишель, неужто бросишь свое рисование? Ведь это грех: талант, Богом данный, закопать в землю. Собирался ехать в Париж — поезжай. Я говорил тебе, писал цидульку для художницы Виже-Лебрен. Потерял ее? Ну я еще напишу. Очень ей Россия нравится, а даме-художнице всегда нужен помощник. Глядишь, учеником станешь. — Вдруг он что-то вспомнил. — Знаешь что? Не откладывай! — Опять закашлялся. — Лихорадка замучила, не для меня сия страна. Вот что, завтрашний день корабль отсюда идет в Марсель. Не откладывай, поспешай. У меня бери все, что захочешь. Денег мало? Так я тебе вот что советую, ты рисуй карты! Не игровые, а карты Европы рисуй! Они теперь в цене, всем нужные…
Хемницер бессильно улыбнулся и закрыл глаза. Но через минуту встрепенулся и заговорил опять:
— Ты знаешь, как они встречали меня тут? Как зеленого осла. Помнишь басню мою про зеленого осла?.. — Помолчав, добавил: — Между прочим, я уже написал себе эпитафию.
