Она повернулась, склонилась перед гостями, изящно взмахнула веером и провозгласила:
— Наливайте шампанское! Мы отмечаем сегодня день рождения короля Франциска! Скорее наливайте! — А сама опять закружилась, демонстрируя пышную юбку и гибкую талию, а маски не снимала.
— Да здравствует Франциск! Виват! — раздались голоса, зазвучали бокалы.
— Кто она? Вы узнали ее? — слышалось вокруг.
— Да это же наша проказница Виже-Лебрен!
Дама, сидевшая рядом с Хемницером, не без ехидства заметила:
— Это же Элизабет! Вы ее не узнали?
Хемницер повернулся к даме с нарумяненными щеками ответить. Она же кокетливо смотрела на него и — верить или нет? — протягивала ему цветок.
— Я слышала, что вы из России? Это очень интересно, говорят, там живут добрые люди, это правда? Я — Кессель… Моя роза — знак поклонения вашей стране.
Иван Иванович склонил голову, взял неосторожно розу и почувствовал, как глубоко вонзились шипы. Однако сохранил любезность, вида не показал.
Танцорка остановилась, сорвала маску и заразительно рассмеялась.
— Пьем память нашего Франциска! Во Франции короли всегда любили художников, музыкантов! Людовик XVI, Мария-Антуанетта — их здоровье!
— Но Франциск слыл отчаянным воякой и большим любителем женщин! Это вас не смущает, Элизабет? — спросил кто-то.
— Ничуть! Таковы французы! Потому я чаще смотрю на мужчин других стран, да, да!
Все с нею чокались, пили шампанское.
Соседка Хемницера не умолкала, она старалась очаровать мужчину, но Хемницер не мог понять ее козней-замыслов.
— Ей доверяют писать портрет королевы! А ей всего 25 лет!.. — шептала она. — Учтите, русский гость, французы делают одно, а думают о другом.
Хемницер слушал соседку, а Львов тем временем изучал лицо танцовщицы. Тонкие черты, милый вздернутый носик, изящество во всем — настоящее французское очарование и та живость, которая есть зеркальное отображение того, что происходит вокруг. Серо-голубые глаза сверкали, в смехе открывались жемчужные зубы, румянец покрывал ланиты.
Неведомая русским Элизабет взяла со стола лежавшие там цветы и стала бросать их в публику, вызывая общий восторг. "Хорошенькая, однако не красавица, до Машеньки Дьяковой ей далеко", — думал Львов.
Львов заметил, эта юная женщина здесь всем своя. Вот она подошла к известнейшему художнику Грёзу, поцеловала его в щеку.
— Мой дорогой учитель! Не пора ли начать обсуждение выставки?
Из-за стола поднялся человек в зеленом камзоле, панталонах цвета беж, в белых чулках, старомодном парике и призвал:
