Сокрушение тьмы | страница 95



— Александр Васильевич… я, пожалуй, пойду. Надо заменить Челюбеева.

Макаров взглянул на него. «Там и без тебя есть кому заменить», — хотел он сказать, но в лице Розанова была непреклонная воля.

— Ладно, иди, — сказал Макаров. — Да фуражку, фуражку сними. Возьми у кого-нибудь пилотку.

— А-а, — нервно улыбнулся Розанов, выражая этой улыбкой откровенное пренебрежение к опасности, — пуля и немеченых метит, — и, мотнув круглой головой Окутину и своему ординарцу, молодому парнишке, с глазами, полными к нему безраздельного обожания, решительно зашагал в сторону позиции челюбеевского батальона.

Немного погодя их догнал связной, который сообщил о ранении комбата.

— Товарищ гвардии подполковник, — сказал он Розанову, — напрямую здесь не пройдем. Надо вон по тому лесочку. Поляна обстреливается. Какая-то стерва с самой вершины бьет.

— Пройдем, — кинул Розанов. — Им сейчас не до нас.

И верно, у подножия сопки кипел бой. Плотным огнем егерям удалось сбросить со склона продвинувшихся было автоматчиков, теперь там шла отчаянная перепалка.

Розанов шел скорым шагом. Ему было жарко и тяжело, тело под кителем покрылось испариной, пот заливал глаза, но фуражку не снимал, а лишь сдвинул ее на затылок; он был сейчас преисполнен решимости не только заменить Челюбеева, но и двинуть вперед окопавшийся батальон. Сопровождавшие его бойцы шли по бокам, чуть приотстав, соблюдая положенную дистанцию. Так они миновали проволочное заграждение и окопы, час тому назад взятые батальоном. По пути попадались убитые с той и другой стороны, и трудно было определить, чьих больше лежало на поле.

— Вон комбата ведут, — сказал челюбеевский связной, показывая в сторону.

Розанов повернул голову и увидел, как меж кустов, сильно припадая на раненую ногу и опираясь на плечо бойца, шел сухощавый Челюбеев. Он тоже увидел Розанова, остановился и что-то прокричал издали. Слов его никто не расслышал.

Но Челюбеев, видно, кричал не зря. Едва Розанов дошел до центра поляны, как раздалась с сопки четкая пулеметная очередь. Он оглянулся на сопровождающих и, услышав, как над головой с просвистом запели пули, побежал, уже не оглядываясь, напрямую, сокращая путь, не обращая внимания на пулеметные очереди…

Упал он у самой опушки, но не от пули, а потому что бежать больше не мог. Сердце бешено колотилось, в глазах бились синие чертики, и только сознание было ясным и чистым, наполнявшим все его существо гордостью за себя и торжеством одержанной победы над пулеметчиком, из-под зоны огня которого он все-таки вырвался. А когда поднял голову, встретился с темными расширенными зрачками Окутина. Лицо ефрейтора было бледным, почти в цвет его бровей и ресниц.