Сокрушение тьмы | страница 81



Янсен поглядел в долину, где цепью шли русские. Они продолжали идти, все шире и все надежнее охватывая с тыла сопку. Солнце теперь било им прямо в глаза, подсвечивая золотистым сиянием вершины стройных сосен за их спинами. Никто из них не стрелял: в этом, наверное, пока не было надобности, они просто торопились подобраться к подножию сопки, и лишь левее в березовом перелеске заметно обозначились легкие дымки, сопровождавшиеся запоздало долетавшими до слуха Янсена хлопками минометных выстрелов. Янсен вскинул голову и совершенно отчетливо увидел высоко летящие над ним, тоже подсвеченные солнцем, белесые продолговатые тела мин. Такое видеть приходилось ему впервые.

Фуражка лежала в траве кверху тульей. Он подошел к ней, поднял. Она была пробита осколком. Усмехнулся. Ему повезло. Отряхнул, надел и, пройдя еще немного вниз по склону, вдруг спохватился. Куда он идет? Навстречу русским? Зачем? Что он им скажет? Да они убьют его, как только увидят! Но Венла? Что же будет с ней, с Венлой? Он ясно, с четкой прозорливостью увидел сейчас всю безвыходность положения егерских батальонов и в то же время понял, что драться они будут до последнего. Спасти их может только сдача оружия. Именно это, и ничто другое. Только в этом он еще может помочь им и Венле. И еще раз подумал: «Боже, что я делаю?»

Взгляд его лихорадочно обегал склон сопки, местами пока затененный, словно затянутый паутиной, и эта тень, казалось, вздрагивала, упруго сопротивляясь проникающему в нее солнечному свету. Глаз никак не мог выбрать определенное направление, чтобы на нем остановиться.

У Янсена дрожали ноги, но сам он, оттого что вдруг и незаметно для себя принял решение, был теперь абсолютно спокоен. Он никогда не питал вражды к русским, более того, он глубоко сочувствовал им и был рад, что наконец-то этот славянский медведь, израненный и истерзанный, собрался с силами и начал направо и налево крушить рогатины, угрожающие ему отовсюду. Пора навести порядок. Пал тушат палом. И кровь можно остановить кровью.

Янсен всегда считал, что нет в человеке ничего сильнее убеждения — его убеждение не расходилось сейчас с принятым решением.

Вниз по склону бежать было легко, ног он не слышал, и ему казалось, что он не бежит, а парит в упругом утреннем воздухе.

21

Дотлевала белая ночь, растворяясь под небом легким сигаретным дымком. Но сам горизонт над лесом и сопками был нежен и чист. День обещал родиться ярким и солнечным.