Но здесь, у камня, он остановился, взял ее за плечи, слегка встряхнул.
— Венла! Что с тобой?! Посмотри на меня.
И она подняла глаза. Но внезапно в них что-то неуловимо затрепетало, кожа на переносье собралась розовой складкой, и, словно желая скрыть от него нахлынувшую на нее слабость, она поспешно ткнулась в его плечо головой. Руки его ощутили мелкие и частые толчки ее плеч.
Он испугался.
— Венла! Венла! Успокойся, не надо плакать. Ты лучше расскажи… Слышишь? Расскажи мне…
Но успокоить ее он уже был не в силах, он понял, что это успокоение придет само после слез и что ей очень необходимы эти слезы. Он провел ее на лужайку, сел спиной к теплому отвесу камня и, усадив ее рядом, снял с нее кепку, прижал к груди голову.
То, что она потом рассказала, его не удивило. С тех пор как она попала в «Лотта Свярд», она ничего не видела, кроме изощренной муштры, почти узаконенного домогательства офицеров, ничего не слышала, кроме проповедей о высоком патриотическом назначении женщин Суоми, которые единственные изо всех женщин мира способны постоять за национальные интересы и готовы принести себя в жертву ради спасения чистоты своей нации.
— Но ведь это же сущий бред, Венла, — сказал Янсен. — Даже многовековое шведское и датское иго не смогло загрязнить чистоту нашей нации. У русских иные цели. Им важно с корнем вырвать фашизм там, где он есть.
— Ты говоришь как коммунист, замолчи, — нахмурилась Венла.
— Я говорю как социал-демократ, — возразил он, — но и то не всякий. В нашей партии есть и такие, которые рассуждают вроде тебя. Но я не хочу сейчас вступать с тобой в политические споры, я хочу увидеть тебя просто человеком, моей невестой, моей любимой.
Венла вздохнула.
— Сейчас, наверное, я ни на что не способна, Лаури. Я слишком устала от всего.
Он понял, от чего она устала, и грустно покачал головой: перед ним сидела девушка, действительно сломленная, уставшая, отупевшая от военных приказов, националистической пропаганды и сознающая все это — и все-таки не способная выбросить из души и ума всю ту дрянь, которой ее напичкали.
— Неужели у вас все такие? — спросил он, заранее ужасаясь ее утверждению.
Венла ответила:
— Нет, многие сильнее меня.
Это его поразило: быть сильнее Венлы — значило быть еще тупоумнее, бессердечнее, упрямее. Эта хоть оказалась способной заплакать.
Он курил и молчал, глядя в проем березовой поросли на подножный излом сопки. Кругом был сосновый лес, и лишь кое-где вплетался в него разлапистыми заплатами темно-зеленый ельник. Заметил даже узкую — вдали — ленту дороги. Очевидно, он по ней ехал сюда. Ведь других дорог здесь нет. Вокруг в низинах лежат труднопроходимые болота, хотя все они тоже покрыты лесом.
