Крутиков, широкобровый, горбоносый, с плотно поджатыми губами, озабоченно посмотрел на Мерецкова, словно заранее признавая за собой личную вину и готовность понести ответственность за все, что сложилось не совсем удачно в полосе действия его армии. Он больше, чем кто-либо, отдавал себе отчет, что командующий фронтом за неудачи на главном направлении прежде всего спросит с него. Еще совсем недавно Крутиков в шутку называл себя «командующим без армии». Оно так и было. Весь онежско-ладожский перешеек обороняли до этого всего три стрелковые дивизии и две стрелковые бригады — и это на сто пятьдесят километров! Теперь у него была полнокровная армия с многими средствами усиления. В его распоряжении имелись две танковые бригады, артиллерийская дивизия, он мог опереться на Ладожскую флотилию, на 7-ю воздушную армию. Но трудно было в короткий срок развернуть все эти силы и заставить их действовать в полную мощь. До сих пор находилась на левом берегу большая часть артиллерии, транспорта и тылов. Да и на правом берегу требовалась сейчас срочная перегруппировка сил, чтобы приступить к прорыву второй полосы финской обороны. Короче, нужна была сверхмаксимальная оперативность и слаженность всех родов войск, чтобы развить наступление на главном направлении согласно плану, принятому штабом фронта.
Мерецков начал Военный совет.
— Товарищи генералы и офицеры, — сказал он ровным приглушенным голосом, — я только что разговаривал со Ставкой. Она выражает свое неудовлетворение вяло развивающимся наступлением наших войск, особенно в направлении главного удара. И хотя Ставка признает, что в целом общая задача по форсированию Свири и прорыву первой полосы обороны выполнена войсками успешно, она считает недопустимым низкие темпы дальнейшего продвижения войск на Олонецком направлении. И с этим нельзя не согласиться. Конечно, мы все понимаем, что на данном направлении противник особенно усилил свою оборону. Однако это вовсе не значит, что мы должны положиться теперь на естественный ход развития операции. Недавно я вернулся из-за Свири и должен отметить, что, например, гвардейцы тридцать седьмого корпуса сражаются доблестно, геройски, каждый свой шаг вперед прокладывают ценой крови и неимоверных усилий и тем не менее пройдено ими десять — двенадцать километров в глубину обороны. Мы придали генералу Миронову двадцать девятую танковую бригаду. Это огромная сила для развития успеха наступления, но она пока не используется в полную мощь. Это недопустимо! В этом и кроется главная причина нашего медленного продвижения вперед. Но вина за все это ложится не только на командующего седьмой армией, который не сумел или не успел еще привести во взаимодействие все рода войск, вверенные ему, но и на тех, кто непосредственно командует этими родами войск.
