Макаров выпустил из руки плащ-палатку.
— Александр Васильевич, — сказал Волгин, — это я приказал всех убитых из батальона снести сюда. Потом отправим в Лодейное.
Макаров сухо ответил:
— Хорони здесь. Всех, комбат, не отправишь.
— Слушаюсь.
Боголюб, успевший распорядиться насчет НП, побежал к блиндажу. Макаров остановил его:
— Залывина нашел?
— Нашел… Он сейчас вон там… помогает блиндаж расчищать…
Макаров посмотрел ему вслед.
— Вишь, обрадовался! Думал всех добровольцев перевести из рот, а Виндушев сказал, что Миронов распорядился отправить Залывина в учбат. Видно, понравился парень.
Складки на крупном лице комбата расправились, в глазах мелькнуло приятное изумление:
— Значит?..
— Да, всех представят к званию Героя…
Ночь застала роту Гаврюкова перед тремя рядами колючей проволоки и двумя блиндажами за ними.
Рота выскочила из леса на елань, и тут ее прижали пулеметы, заставив зарыться в землю в ста метрах от проволоки. Теперь никто и не пытался высунуть нос из одиночных ячеек, заполнявшихся водой. Когда кто-нибудь шевелился в ячейке, слышался слабый плеск. Солдаты тихонько поругивались, но самое обидное было в том, что они не могли вылезти на сухое или покурить: доты держали их на прицеле. Стоило хоть одному оказать себя — из амбразур, замаскированных лапником, били пулеметы. И тогда свои остервенело крыли своих:
— Да кто там… так-разэдак… демаскирует?!
— Иван-ников! Это ты там опять задницу поднял?
А Костя Иванников, низкорослый в роте боец, и в самом деле дважды пытался вылезти из купели, и всякий раз из-за него по всей роте били финские пулеметы.
— Вот положение! — сам себе сказал Бакшанов, проклиная светлую ночь, когда нет возможности ни скрыто подползти к дотам, ни отойти назад.
Вода, казалось, просачивалась в самое нутро, в кости, и все тело ныло от холода. Пересиливая дрожь, он со злобой посмотрел в синевато-блеклое небо и увидел луну — светлую, незрячую, пустую. Бакшанов смотрел на нее и чувствовал, что сейчас не вытерпит и завоет горестно, по-волчьи… А тут еще командир роты Гаврюков приказал ему принять на себя командование взводом, заменить убитого лейтенанта. Поневоле завоешь… ответственность.
Им помочь могли только пушки, но они, видно, где-то застряли в лесу. Лейтенант Гаврюков, лежа позади роты, уже дважды кричал, подбадривая:
— Держись, сейчас «сорокапятки» подкатят!
Но они не подкатывали.
Правее Бакшанова лежал за ручным пулеметом ефрейтор Окутин. Бывалый солдат, бывший колхозный бригадир, а нынче парторг роты, Окутин смиренно сейчас помалкивал. Даже ручной пулемет Дегтярева убрал с сошек.
