Ослепительный полуденный зной уступил место приветливому мягкому свету приближающегося вечера. На переполненных шумящих улицах люди, завидев хлысты в руках сопровождающих незнакомку охранников, стремительно расступались, очищая им путь.
Они быстро выбрались из запутанного лабиринта кривоватых улочек пресловутого квартала и достигли более широких благоустроенных мостовых, идущих вдоль домов купцов, после чего поднялись на холм к тому месту, где селились наибогатейшие вельможи. По пути им попадалось всё больше дворцов, утопающих в зелени и пестреющих яркими красками и цветами. На удивление юноши, они направились прямо во дворец из белого мрамора, расположенный на высочайшем холме города. К тому моменту, когда дневного света уже не хватало, чтобы растворить полумрак наступающей ночи, они прошли почти весь город, и в конце концов Конан оказался прямо во дворце шаха Ары.
* * *
— Твои глаза должны быть подобны бездонному колодцу порока. Такими, чтобы мужчина никогда не догадался, что именно в них отражается. Твои жесты должны источать морозный холод страсти падшего ангела. А голос должен вызывать ощущение того наслаждения, какое получит шестнадцатилетний сын конюха, будучи до сих пор девственником, когда его лицо вместо удара хлещущего кнута погладит красивая наложница шаха. Но, главное, помни, малышка, что мужчины — всего лишь звери.
Шагии было четырнадцать лет, когда этот совет ей дала бывалая куртизанка Аро. Хотя она была страшна, стара и с всклокоченными космами, её глаза всё ещё оставались поразительно ясными и живыми. До смерти она не испытывала нужды — шах назначил ей пожизненное содержание, которое его потомки щедро выплачивали.
Шагия эти советы хорошо запомнила. Усвоила и, использовав, через два года стала известнейшей наложницей шаха Ары. Даже сейчас, по прошествии четырнадцати лет, она оставалась его наилюбимейшей наложницей. И тщательно скрывала первые мелкие морщинки в уголках её глаз, в душе опасаясь проявлений старости.
Телохранитель остался пред дверями.
— Не думаю, Бартакус, чтобы я была в смертельной опасности, — сказала она испуганному командиру своих охранников, когда жестом пригласила варвара войти в её личные покои. — Смотри, чтоб меня никто не беспокоил — после прогулки в город я намерена отдохнуть, — она позволила соскользнуть с плеч тяжёлому бархатному плащу и злорадно уловила восхищённый вздох любующегося ею киммерийца. Конан ещё хорошо помнил прелести ныне покойной красотки Туэнн и теперь почувствовал, будто та вернулась в мир живых — по крайней мере, идеальные изгибы тела незнакомки очень её напоминали. Но в ядовитых зелёных глазах женщины, стоящей перед ним, не было даже тени, напоминающей Туэнн. То, что он в них видел, заставляло его кровь вскипать, но глубоко в подсознании что-то вынуждало его остерегаться.
