, а никакого другого военного отдела не существовало. Верховный военный комиссар Мак-Магон без приказа штаба (который был в зависимости от штаба в Лондоне) должен был «вести войну в Аравии лишь с помощью атташе по иностранным делам».
[238] Атташе, к которым военные практически не прислушивались, и которые не больше прислушивались к агентам Интеллидженс Сервис
[239].
Восстание захватило почти все центры Хиджаза, важные боевые средства и шесть тысяч пленных; оно прекратило существование немецкой миссии в Южной Аравии, и поэтому английский флот на Красном море сохранял свободу действий; оно вскоре положило конец восстанию сенусситов и Дарфура; оно обездвижило все турецкие гарнизоны, размещенные от Маана до Индийского океана. Но турки сохраняли за собой Медину, гарнизон которой, усиленный войсками Фахри и миссии Штоцингена, насчитывал теперь двадцать тысяч человек; и железная дорога оставалась в их руках. Фахри собирался выйти на Мекку с мощной артиллерией, и его не встретил бы никто, кроме бедуинов с их египетскими пушками. И на этот раз арабы не обладали бы преимуществом внезапности.
Слова «арабское восстание» не значили больше ничего, кроме локальных волнений; совершилась обратная метаморфоза, бабочка стала гусеницей, не изменив своего названия. «Незваные» хотели навязать Турции то, чем была для Наполеона нескончаемая партизанская война в Испании. Великий шериф хотел, чтобы вооруженное восстание племен Хиджаза было связано с вооруженным восстанием в Сирии, подкрепленным крупной высадкой союзников в Александретте. И вот тайные общества и племена были предоставлены сами себе, вынуждая Турцию лишь к колониальной войне; восстание в великой Аравии заменила война в маленьком Хиджазе: как в Индии, как в Марокко, руководители восстания сражались вместе со своими вассальными племенами, и не более.
Арабы выиграли первую партию, но проигрывали вторую. Они хлопотали только о том, чтобы знать, высадятся ли союзники в Джедде, не с какими-нибудь старыми пушками, но с экспедиционным корпусом. Однако среди самих союзников не было согласия, им не хватало людей — и они помнили Кут.
Верховный комиссар был обездвижен, его «частную войну»[240] осмеивали, генерал Клейтон был смещен.
Перед его отъездом Лоуренс добился, чтобы Клейтон телеграфировал в Министерство иностранных дел, предложив его перевод в Арабское бюро; он был одним из главных редакторов его бюллетеня. Тогда он больше не подчинялся бы египетскому штабу.
