.
12 марта Эйлмер был освобожден от командования[195].
Генерал Горринг, который уже взял Ансарийе, заменил его. 15-го река затопила траншеи на передовой, изолировав большинство лучших оборонительных сооружений. В конце месяца насчитывалось около шестисот случаев цинги, начиналась жара.
Горринг должен был атаковать 5 апреля. 4-го вечером осажденные увидели, что на гребне Эссина зажглись турецкие сигналы. Сначала зеленые огни, что значило: «направьте боеприпасы», потом красные: «враг наступает». Утром Горринг телеграфировал: турецкие линии на передовой были разбиты.
Артиллерия Кута обстреливала транспорт, который доставлял вражеские подкрепления к Эссину. За гребнем слышалась напряженная канонада боя. Горринг не телеграфировал. На завтрашнее утро[196] активность транспорта возобновилась: очевидно, были поспешно вызваны новые турецкие подкрепления. Цепь кораблей была затоплена, затем установился туман. Когда он рассеялся, миражная дымка укрывала Эссин, огромный, как в опере, оазис, содрогавшийся от взрывов пушек. За миражной водой поднималась к городу настоящая вода. Все годные к бою люди были брошены на дамбы. Радиостанция Кута посылала сигналы, но они терялись в тумане; главный радист, единственный техник, был ранен. Наконец в десять часов вечера пришло сообщение от Горринга: «Не стреляйте в направлении реки». И все.
На рассвете — новая телеграмма: «Взял две передовые позиции в Сеннайят. В целом четыреста метров». Сеннайят был главной турецкой позицией за гребнем. Оттуда велась самая интенсивная стрельба, которую слышали там осажденные. Настроение в Куте поднялось, как в Иерусалиме во время Пасхи: торжествующие осажденные поднимались по переулкам на террасы, где местная толпа пряталась под старыми промокшими пальмами. Курс рупии возрастал от часа к часу.
В 8-30 бомбардировка прекратилась. Потом возобновилась. К 11 часам снова установился мираж. «Готовимся к атаке», — телеграфировал Горринг. Снова ничего, кроме канонады, скрытой за миражом в глубине ночи. Наконец, в час ночи — новая телеграмма: «Атакуем только завтра на рассвете». Тауншенд, в отчаянии, к тому же больной, больше ничего не понимал и сомневался, открывать ли огонь по реке, поэтому он, не без гнева, потребовал информации, чтобы согласовать свои действия с армией подкрепления. Никакого ответа. Бой, казалось, удалялся… Назавтра на рассвете грохот канонады вновь начался, еще дальше, чем вчера. Опять никаких новостей от Горринга. Радист Тауншенда снова связался со штабом в Басре, откуда ответили:
